Карьеристы

— Дело вот какое… Мне необходим ваш совет… Как вы думаете, не стоит ли мне развестись с мужем?

— Что это вы?! — изумился Домантас.

— Невмоготу больше! Вы же его хорошо знаете, скажите честно: может он с кем-нибудь ужиться? Вот вы подошли к нам сегодня — ведь сразу видно, каковы наши отношения, не заметить невозможно!

Домантасу снова стало как-то не по себе. Конечно, Юлия говорит искренне, но при чем тут он? Почему именно ему поверяет она свои сомнения?

— Так что вы скажете?

— Чего уж тут говорить…

Оба замолчали, задумались о своем… Когда подошли к столику, Юргиса не было.

— Теперь выпейте со мной. За успех того, что я задумала. — Юлия подняла бокал, потянулась к Домантасу. — Почему молчите? Мне так нужна ваша поддержка.

— Но ведь еще недавно вы были полны решимости «вылечить» Юргиса?! Ему и в самом деле необходима ваша опека, а то пропадет человек. — Викторас старался уничтожить в зародыше всякую мысль о разводе.

— Да, я надеялась, хотела… Но больше не могу, не могу! — быстро и взволнованно заговорила Юлия. — Он уже погибший человек, вконец испорченный, ему ничем не поможешь.

— Но так легкомысленно разводиться тоже нельзя! И вообще разводы…

— Знаю, знаю я ваши взгляды на этот счет, — перебила она собеседника. — Но я больше всего на свете ценю свободу, свободу личности. И если не могу с ним ужиться, если совсем не люблю его, неужели должна терпеть?

— Зачем же вы тогда выходили замуж?

— Что ж мне оставалось делать? Нет. Не понимаете вы женского сердца… Тот, кого я любила, кого и теперь продолжаю любить, был женат. Вот я и подумала: может, полюблю другого? А Юргис казался человеком неглупым, своеобразно мыслящим, остроумным. Он явно незауряден и заслуживает жалости… Впрочем, нет! Нет, нет! Как я могла!..

Она была предельно откровенна, ее глаза, губы, выражение лица — все старалось поведать ему некую тайну, которая, возможно, давно уже не была тайной. Домантас опустил глаза. Вертел в пальцах сигарету и не мог придумать, что ответить на столь ясные намеки…

— Ну хорошо, разведетесь… Но ведь после развода вы все равно не сможете выйти замуж.

— А может, и смогу… — Она не спускала с его лица пристального взгляда, словно гипнотизируя.

Домантас молчал, все ниже опуская голову.

— Уверяю вас, моя свадьба была чистым недоразумением. Я люблю другого.

— Но вы же сказали, что тот, другой, которого вы любите, женат! — ухватился за соломинку вконец смущенный Викторас.

— Нет. Он уже в разводе! — выпалила Юлия и всем телом подалась к нему, словно ожидая решающего слова.

Но Домантас лишь хлопал глазами и тяжело дышал.

— Мне кажется, именно теперь я нужна тому, кого люблю, — продолжала Юлия тихо, но значительно. — Я знаю, он очень чуток, раним, он страдает… и ему необходимо нежно любящее, преданное сердце.

Она нашла его глаза и напряженно всматривалась в них.

Домантас выпрямился, откинулся на спинку стула. Он чувствовал, что его ловят им же сплетенной сетью. Вот-вот набросят… и конец. Вдруг глаза его округлились и словно вылезли из орбит. Неподалеку по ковровой дорожке между столиками прямо на них шли Зина с Мурзой. Вероятно, они только что прибыли. Зина, с головы до ног усыпанная драгоценностями, сверкала, как сказочная королева.

— Что случилось? Отчего вы так побледнели? — испугалась Юлия и, обернувшись, увидела причину его бледности. Тут же исчезли, испарились все ее надежды, смелость, самоуверенность. Между ними выросла стена, и говорить больше было не о чем.

Зина и ее кавалер давно затерялись в толпе, а они все еще сидели молча и неподвижно.

— Может быть, вино приведет вас в чувство. — С нескрываемой горечью и иронией Юлия протянула Викторасу бокал вина.

— О чем это вы? — холодно отвел ее руку Домантас, притворяясь, будто не понял намека, и пытаясь скрыть свое волнение.

Оставаться тут дольше стало невозможным, невыносимым. Он поднялся. Поклонился.

— Извините…

Крауялене поняла, почему он поспешил уйти, и не удерживала. Печально протянув ему руку, она, однако, не преминула с убитым видом попросить:

— Не забывайте нас… Заходите.

Домой Домантас вернулся с болью в сердце.

«Как он ее вырядил!.. Мне бы такое богатство… Эх, жизнь, жизнь… Безумная жизнь!..» Что он теперь такое? Высохший, упавший с дерева лист, растоптанный равнодушными ногами… А где-то там, в роскошных квартирах, раздаются звуки пианино, звучит смех… Жизнь там преисполнена всяческих радостей и благ…

III

Домантас потерял какую-либо надежду получить службу. Никаких возможностей больше у него не было. Потому решил всерьез заняться журналистикой. С этой новой профессией он уже несколько освоился, поднаторел в ней, приобрел имя, у него уже завязались кое-какие связи с редакциями.

Как-то зашел он в одну из газет за гонораром. Надо было проверить у секретаря редакции, сколько ему причитается. Так обычно делали — у секретаря находились все счета. Но его на месте не было, за секретарским столом сидел какой-то незнакомый человек и читал газету.

Когда Домантас вошел, тот приподнялся со стула и, протянув ему прямо через стол длинную руку, сочным баритоном отрекомендовался:

— Казис Буткус.

— Домантас.