Читаем Карибские дневники Аарона Томаса, 1798 - 1799 полностью

Оставил Пархэм, с милю ехал по хорошей утоптанной песчаной дороге. Миновал хижины негров, принадлежащих мистеру Клементу Тадуэю. Они расположены с той стороны холма, где заканчивается пригорок, и мне они показались очень живописными и славными. Я подъехал к пруду перед кладбищем, негритянка стирала там белье, и я дал ей подержать моего коня. Но назойливые насекомые заставили его забеспокоиться, и девчонка внезапно выпустила поводья. Конь убежал в заросли тростника, но я вскоре поймал его.

Пошел на кладбище, узнал, что оно принадлежит приходу Пархэма, но не увидел ни единой достойной эпитафии, чтобы переписать себе на память.

Когда я ехал сегодня верхом вдоль сахарного тростника, то обнаружил, что он где-то на три фута выше моей головы, когда я верхом. Я спросил у прохожего, как проехать в Фалмут, от него я узнал, что того джентльмена, который так любезно принял меня в Пархэме, звали Чарльз Гордон, эсквайр, майор Красного полка ополчения. Когда я пересекал долину, то подъехал к глубокой протоке. Шли обильные дожди, река вышла из берегов, и этот поток мне надо было пересечь. Он показался мне глубоким и опасным, потому я вернулся назад к негритянским хижинам, чтобы узнать у них путь; один из негров пошел со мной, сказал, что тут мелко, и перешел реку вброд, чтобы показать мне дорогу. Я перешел благополучно, но во время перехода мой конь попал в трясину, и его быстро начало затягивать, так что мне пришлось спешиться, и мой чернокожий друг помог мне выбраться из топи.

За последние десять дней выпало слишком много дождей, глинистая почва острова стала очень вязкой, и мне показалось, что сегодня ездить по ней очень тяжело. Я видел совсем немного почвы в середине, и она была либо каменистой, либо сильно глинистой.

Мне говорят, что в последнее время дождей было так много, что сахарный тростник растет очень хорошо, но дороги совсем развезло, и нельзя найти достаточно мулов и скота, чтобы переволочь бочки с сахаром и погрузить их на корабли.

У поместья Брауна пришлось переходить неприятную протоку, выглядевшую чересчур глубоко. Мой конь невелик, и вода доходила ему до хвоста. На середине я остановил его и вновь попал в неприятное положение, которое настигло меня в Оквард Брукс, между Уигмором и Лонг Лэйнвардин в Херефордшире, в 1769, когда мне было семь лет. Однако конь вывез меня в целости и сохранности.

Миновал поместье Брауна; дом остался по левую руку, негритянские хижины — по правую. Подъехал к подножью холма, лежащего за Монашеским холмом, спешился и повел коня за поводья на вершину. Встретил много девушек, юношей и стариков, возвращавшихся с ярмарки в местечке, которое зовется Болотом.

Проехал Монашеский холм, оставив его справа. Зашел на Болотную ярмарку. Очень много людей. Меня остановил Джон Айронмонгер, барабанщик с нашего корабля, он хотел занять у меня джо, но я не уступил его просьбе, потому что знаю, что у него есть любовница на борту.

Приехал в доки Английской гавани, увидел там приватира под названием «Лорд Дункан в Ручье», груженого хлебом и пр. купленным за счет командования в Форт-Ройал.

Воспоминания о моем друге, майоре Чарльзе Гордоне из Пархэма, что на острове Антигуа.

Его седые волосы.

Его замечания о ямсе, дела в гавани Сен-Джон, дела в Английской гавани. Одинокая жизнь на Длинном острове. Бывший управляющий поместья мистера Клемента Тадуэя.

Я сказал, что, когда десять лет назад впервые отправился из Лондона в Уэльс, у меня всегда болел зад после прогулки верхом, но сейчас я ничего не чувствую. Это так, ответил майор, тогда вы были молоды, а теперь вы стали старше, и ваша кожа загрубела.

Неудачливый генерал Моррис[22], взгляд на его последнее владение. Сэр Джордж Томас и сэр Ральф Пэйн[23].

Понедельник, 28 января 1799

В семь утра с Мартиники пришла шхуна Его Величества «Александр» с письмом от адмирала Харви.

Вторник, 29 января

В семь утра в море вышла шхуна «Александр». В восемь в бухту Фримена зашел «Лорд Дункан» и в десять тоже вышел в море.

Этим утром на пляже между Адмиральским домом и батареей Барклая нашли мертвеца, морского пехотинца с «Александра». Тело лежало прямо на берегу, под скалистым обрывом. Люди приватира окликнули нашу лодку, которая направлялась за водой, и рассказали о теле на берегу. «Александр» тоже услышал оклик и послал свою лодку на берег. Они узнали человека, служившего на нем; но он принадлежал 98-пушечному «Принцу Уэльскому» и во время своего дежурства вместе с Чарльзом Стюартом, матросом, уплыл с «Александра», намереваясь сбежать. Тело лежало на берегу, там, где вода не могла его достать. Его шляпа лежала под головой, и так его нашли; домыслы, как он умер, оставались домыслами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Зеленый свет
Зеленый свет

Впервые на русском – одно из главных книжных событий 2020 года, «Зеленый свет» знаменитого Мэттью Макконахи (лауреат «Оскара» за главную мужскую роль в фильме «Далласский клуб покупателей», Раст Коул в сериале «Настоящий детектив», Микки Пирсон в «Джентльменах» Гая Ричи) – отчасти иллюстрированная автобиография, отчасти учебник жизни. Став на рубеже веков звездой романтических комедий, Макконахи решил переломить судьбу и реализоваться как серьезный драматический актер. Он рассказывает о том, чего ему стоило это решение – и другие судьбоносные решения в его жизни: уехать после школы на год в Австралию, сменить юридический факультет на институт кинематографии, три года прожить на колесах, путешествуя от одной съемочной площадки к другой на автотрейлере в компании дворняги по кличке Мисс Хад, и главное – заслужить уважение отца… Итак, слово – автору: «Тридцать пять лет я осмысливал, вспоминал, распознавал, собирал и записывал то, что меня восхищало или помогало мне на жизненном пути. Как быть честным. Как избежать стресса. Как радоваться жизни. Как не обижать людей. Как не обижаться самому. Как быть хорошим. Как добиваться желаемого. Как обрести смысл жизни. Как быть собой».Дополнительно после приобретения книга будет доступна в формате epub.Больше интересных фактов об этой книге читайте в ЛитРес: Журнале

Мэттью Макконахи

Биографии и Мемуары / Публицистика
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное