Все три дочери Маркса оказались затронуты последствиями крушения Коммуны. Лаура и Поль успели покинуть Париж до того, как он был окружен пруссаками. Они отправились в Бордо, где в феврале 1871 года родился их третий ребенок, мальчик. Поль активно выступал за Коммуну, и Женни с Элеонорой отправились на помощь Лауре, прибыв туда 1 мая. После падения Коммуны четверо взрослых и двое детей (второй ребенок Лауры умер годом ранее) уехали на небольшой курорт Баньер-де-Люшон, расположенный в непосредственной близости от испанской границы. Младенец умер в конце июля, и Поль, опасаясь неминуемого ареста, перебрался в Испанию. Лаура присоединилась к нему, ее единственный оставшийся в живых ребенок заболел дизентерией. Женни и Элеонора уехали, чтобы вернуться в Лондон, но были арестованы на границе, подвергнуты длительному допросу и провели ночь в тюрьме. Женни удалось избавиться от компрометирующего письма Флуранса, одного из лидеров Коммуны. Их депортировали в Испанию, после множественных проблем с испанской полицией им в конце концов, вместе с Лаурой, удалось отплыть из Сен-Себастьяна в конце августа [134].
В Германии, ставшей теперь главным центром европейского социализма, партия Айзенаха не могла публично ассоциировать себя с Интернационалом и в любом случае больше не нуждалась в его поддержке против ADAV, старое соперничество с которой начало сходить на нет. Хотя лидеры Айзенаха по-прежнему были верны Марксу и Энгельсу, призывы из Лондона показали, что (в отличие от периода до 1871 года) Генеральный совет больше нуждался в поддержке немцев, чем они в нем. На самом деле лассальянство продолжало служить главной силой в немецком социализме; и, хотя престиж Маркса оставался высоким, это происходило скорее по личным, чем по доктринальным причинам. В Британии публикация «Гражданской войны» привела к отставке Оджера и Лукрафта из Генерального совета, но ни один профсоюз не вышел из его состава, и Генеральный совет продолжал активно помогать забастовщикам. Тем не менее британские профсоюзы в целом становились менее радикальными: после принятия билля о реформе 1867 года и провала их кандидатов в 1868 году они стали рассматривать союз с либералами как наиболее эффективное средство достижения своих целей; а поддержка пророссийской политики Гладстона еще больше отдалила их от Маркса. Кроме Бельгии, единственными регионами, где Интернационал добился успехов после Коммуны, оставались оплоты анархизма, Испания и Италия.
Но эта ситуация лишь постепенно осознавалась Марксом, который в течение почти года после Коммуны был проникнут глубоким революционным оптимизмом и видел параллель между преследованиями Интернационала и гонениями, которым подвергались первые христиане, не сумевшие спасти Римскую империю [135]. К осени 1871 года конгресс Интернационала не проводился уже два года. В Генеральном совете Маркс сыграл важную роль в изменении предложения о проведении конгресса в Амстердаме на решение о созыве частной конференции в Лондоне, подобной той, что состоялась в 1865 году. Конференция должна была заниматься исключительно организационными вопросами, и, по замыслу Маркса, следовало сдержать растущее влияние Бакунина; действительно, он уже предлагал провести конференцию с этой целью годом ранее, в августе 1870 года. Влияние Бакунина было сосредоточено в основном в Швейцарии, где Женевская секция раскололась, а его сторонники создали Юрскую федерацию, слившись с бакунинской группой в Женеве, находящейся в яростной оппозиции к местной секции Интернационала. Политическая ситуация в Европе после Коммуны, как правило, обостряла разногласия между Бакуниным и Марксом: Маркс постепенно отказывался от надежд на скорую революцию и не хотел, чтобы Интернационал поддерживал судорожные восстания в Италии, Испании и России (странах, наиболее восприимчивых к анархистским доктринам). Анархисты считали любое революционное восстание оправданным шагом к полному уничтожению современного общества. Точка зрения Генерального совета казалась им авторитарной и неуместной [136].