Маркс проводил много времени в компании русских аристократов-эмигрантов, которые, как он говорил позже, «привечали» его на протяжении всего его пребывания здесь [112]. Среди них был и его поздний противник Бакунин, с которым Маркс, похоже, находился в дружеских отношениях. То же самое нельзя сказать о польском графе Цешковском, авторе основополагающей книги в начале младогегельянского движения, о котором Маркс позже вспоминал, что «он так мне надоел, что я не хотел и не мог смотреть ни на что из того, что он впоследствии написал» [113]. Маркс, естественно, проводил много времени с французскими социалистами – такими, как Луи Блан и особенно Прудон (также впоследствии его противник), чей уникальный анархо-социализм уже сделал его самым выдающимся левым мыслителем в Париже. Позже Маркс утверждал, что именно он приучил Прудона к немецкому идеализму: «В бесконечных спорах, которые часто длились всю ночь, я вводил ему большие дозы гегельянства; и едва ли ему это шло на пользу, ведь он не знал немецкого и не мог глубоко изучить эти вопросы» [114]. Что же, в этом они были похожи [115].
III. Парижские «рукописи»
Маркс расцвел в этой духоподъемной интеллектуальной атмосфере. Как бы Руге ни осуждал беспорядочную жизнь Маркса, его цинизм и высокомерие, он не мог не восхищаться его способностью к упорному труду. «Он много читает. Он работает чрезвычайно напряженно. У него есть критический талант, который иногда вырождается в нечто, что становится просто диалектической игрой, но он никогда ничего не заканчивает – он прерывает каждое исследование, чтобы погрузиться в новый океан книг <…> Он возбужден и неистов, как никогда, особенно если работа его утомляет, и он не ложился спать три-четыре ночи кряду» [116].
Маркс намеревался продолжить свою критику политики Гегеля, а затем заняться историей Конвента; «он всегда хочет писать о том, что прочел последним, но продолжает читать непрерывно, делая свежие выписки» [117]. Если Маркс и написал что-то существенное о политике Гегеля или Конвенте, то ничего не сохранилось. Однако в июле и августе у Маркса был период тишины и покоя, который он использовал с пользой. 1 мая родился их первый ребенок – девочка, которую в честь матери назвали Женни. Малышка была очень болезненной, и Женни увезли на два месяца в Трир, чтобы показать ее семье и получить совет старого врача. Пока жена и ребенок были в отъезде, Маркс сделал объемные заметки о классической экономике, коммунизме и Гегеле. Известные как «Экономические и философские рукописи» (Ökonomisch-philosophische Manuskripte) или «Рукописи 1844 года», эти документы (когда они были полностью опубликованы в 1932 году) признали одними из самых важных его работ. Четыре рукописи, которые должны были лечь в основу этой критики политической экономии, сохранились, хотя и в неполном виде. Первая – объемом 27 страниц – состоит в основном из выдержек из классических экономистов о заработной плате, прибыли и ренте, за которыми следуют размышления Маркса об отчужденном труде. Вторая – четырехстраничный фрагмент об отношении капитала к труду. Третья рукопись объемом 45 страниц состоит из рассуждений о частной собственности, труде и коммунизме, критики диалектики Гегеля, раздела о производстве и разделении труда, а также короткого раздела о деньгах. Четвертая рукопись объемом четыре страницы представляет собой краткое изложение последней главы «Феноменологии» Гегеля.
Все рукописи в целом были первыми из серии черновиков крупной работы, часть которой, значительно переработанная, появилась в 1867 году под названием «Капитал». В предисловии к этой работе Маркс объяснил, почему он не смог выполнить обещание (данное в Deutsch-Französische Jarhbücher) опубликовать критику гегелевской философии права: «Во время работы над рукописью для публикации мне стало ясно, что смешивать критику, направленную исключительно против спекуляций, с критикой по другим и отличным вопросам совершенно неуместно, и что это смешение мешает развитию моей линии мысли и ее доходчивости. Кроме того, сведение столь богатых и разнообразных тем в одну работу позволило бы лишь очень афористичное изложение; более того, такое афористичное изложение породило бы видимость произвольной систематизации» [118]. Поэтому он предложил рассматривать различные предметы – в том числе право, мораль, политику – в отдельных «брошюрах», начиная с политической экономии и заканчивая общим трактатом, показывающим взаимосвязь между предметами и критикующим спекулятивную трактовку материала. В этом проекте, рассчитанном на всю жизнь, Маркс так и не смог продвинуться дальше первого этапа: «Капитала» и его предшественников.