Карл Маркс. История жизни

Приходя в отчаяние от невозможности собрать обвинительный материал против подсудимых, правительство откладывало разбирательство дела с одной сессии на другую, и нетерпение почтеннейшей публики достигло высшего напряжения. Наконец в октябре 1852 г. пришлось поднять занавес и начать представление. Даже при помощи судорожных лжесвидетельств полицейских нельзя было доказать, что подсудимые имели какое-либо отношение к «немецко-французскому заговору»: заговор этот был подстроен полицейскими провокаторами, когда уже кёльнские подсудимые содержались под стражей; кроме того, он касался организации, с которой подсудимые находились в открытой вражде. Штибер поэтому придумал другой фортель и предъявил суду «Подлинную протокольную книгу партии Маркса», с целым рядом записанных в ней протоколов заседаний, на которых Маркс и его сообщники обсуждали свои нечестивые планы мирового переворота. Книга эта была гнусной подделкой; ее грубо смастерили в Лондоне провокаторы Шарль Флери и Вильгельм Гирш под руководством лейтенанта полиции Грейфа. Следы подделки бросались в глаза во внешнем виде книги, не говоря уже о бессмысленном содержании; но Штибер рассчитывал на буржуазное тупоумие тщательно подтасованных присяжных и на строгий надзор за почтой, каковым надеялись предотвратить всякую присылку разъяснений из Лондона.

Весь этот негодяйский план разбился, однако, об энергию и обдуманность, с которой выступил против него Маркс, как ни плохо он был вооружен для утомительной, длившейся целые недели борьбы. 8 сентября он писал Энгельсу: «Жена моя больна, Женечка тоже, у Леночки нечто вроде нервной лихорадки. Доктора я не мог и не могу позвать, потому что у меня нет денег на лекарства. За последние восемь — десять дней я кормил семью хлебом и картофелем, и еще вопрос, будет ли у меня сегодня и это… Статей для Дана я не пишу, потому что у меня нет пенса, чтобы пойти читать газеты… Лучше всего, если бы хозяйка выгнала меня с квартиры. Этим бы я по крайней мере освободился от долга в 22 фунта. Но едва ли я могу рассчитывать на такую любезность с ее стороны. А затем еще долги булочнику, молочнику, в мелочную и овощную лавку, старый долг мяснику. Как мне справиться со всей этой чёртовой дрянью? В последние восемь — десять дней я занял несколько шиллингов и пенсов у рабочих, что для меня самое ужасное; но я был вынужден к этому, чтобы не подохнуть». В таких отчаянных обстоятельствах ему пришлось вступить в борьбу с превосходящими силами противника, и в этой борьбе и он и его стойкая жена забыли о домашних заботах.

Прежде еще чем выяснилось, на чьей стороне будет победа, жена Маркса писала одному американскому другу: «Все доказательства подлога нужно прислать отсюда, и муж мой работает весь день и до глубокой ночи. Затем еще приходится все переписывать по шести, восьми раз и отправлять в Германию различными путями, через Франкфурт, Париж и т. д., так как все письма к моему мужу и все его письма отсюда в Кёльн выкрадываются и исчезают. Все свелось теперь к борьбе между полицией и моим мужем, которому приписывают даже руководство процессом. Простите за несвязное письмо; мне пришлось много помогать и переписывать по этому делу, и у меня болят пальцы. Поэтому я и пишу так путано. Мы получили от Веерта и Энгельса целую пачку купеческих адресов и торговых бланков, чтобы таким способом вернее отправлять пакеты с документами. У нас теперь создалась целая канцелярия. Двое-трое пишут, другие — на побегушках, третьи стараются наскрести денег для того, чтобы переписчики могли существовать и разоблачить неслыханный скандал, выступив против всего официального мира. А мои трое детишек поют и свистят среди всех, за что на них часто сурово покрикивает господин папаша. Суматоха, в общем, большая».