Эрнст Джонс происходил из старого нормандского рода, но родился и воспитывался в Германии. Отец его жил там в качестве адъютанта герцога Кумберлендского, позднейше гановерского короля Эрнста Августа. Этот ультрареакционный развратник, которому английская пресса приписывала все преступления, за исключением самоубийства, был крестным отцом маленького Эрнста; но ни это духовное родство, ни придворные связи семьи Джонса не отразились на нем самом. Он уже мальчиком обнаружил безудержную любовь к свободе и потом, в зрелые годы, устоял против всех попыток уловить его в золотые цепи. Джонсу было около двадцати лет, когда семья его вернулась в Англию, где он стал изучать юридические науки и был принят в адвокатуру. Но он пожертвовал всеми перспективами, которые открывались ему благодаря его блестящим способностям и аристократическим связям семьи, и посвятил себя всецело делу чартизма. Джонс служил ему с таким пылким рвением, что в 1848 г. был приговорен к двум годам тюремного заключения. В наказание за измену своему классу он был подвергнут в заключении общеуголовному режиму, но вышел из тюрьмы в 1850 г. совершенно неисправившимся. С тех пор, с лета 1850 г., Джонс был двадцать лет близок с Марксом и Энгельсом, занимая по возрасту середину между ними.
И эта дружба, правда, была не без размолвок — таких же, как с Фрейлигратом, с которым у Джонса была общность поэтического дарования, как и с Лассалем. О Лассале Маркс отзывался даже несравненно резче, но в том же духе, как о Джонсе, когда писал о последнем в 1855 г.: «При всей энергии, выдержке и преданности работе — эти качества за ним следует признать — Джонс все портит своим базарным криком, тем, что он бестактно хватается за всякий предлог для агитации и так нетерпелив, что хочет перепрыгнуть через время». И позже тоже происходили иногда резкие стычки, когда чартистская пропаганда неудержимо шла на убыль и Джонс стал сближаться с буржуазным радикализмом.
Но по существу они оставались искренними и подлинными друзьями. В конце жизни Джонс был адвокатом в Манчестере и умер внезапно в 1869 г., еще в расцвете зрелых лет. Энгельс спешно сообщил об этом в Лондон в краткой записке: «Опять не стало одного из старых!» Маркс ответил на это: «У нас дома все, конечно, глубоко потрясены этой вестью. Он был одним из немногих старых друзей». Энгельс сообщил после того, что Джонса, при огромном стечении народа, похоронили на том же кладбище, где уже покоился один из их друзей, Вильгельм Вольф. «Джонса действительно очень жалко, — писал Энгельс. — Его буржуазные фразы были притворством, а среди политиков он единственный образованный англичанин, который стоял на нашей стороне».
Семья и друзья
Маркс держался в те годы вдали от всяких политических связей и почти от всякого общества. Он всецело ушел в работу и отвлекался от книг только для того, чтобы проводить время среди своей семьи, которая в январе 1855 г. увеличилась еще одной дочерью — Элеонорой.
Маркс, как и Энгельс, очень любил детей, и если он урывал час от своей неустанной работы, то лишь для того, чтобы поиграть со своими детьми. Они его обожали, хотя — или, быть может, именно потому, что он не проявлял по отношению к ним никакого родительского авторитета. Они обращались с ним как с товарищем и называли его «Мавром» за его черные волосы и смуглый цвет лица. Маркс часто говорил, что вообще «дети должны воспитывать родителей». Его дети прежде всего запретили ему работать по воскресеньям, считая, что по праздникам отец принадлежит только им одним; воскресные загородные прогулки, отдых в простых ресторанчиках, куда они заходили выпить имбирного пива и закусить хлебом с сыром, были скудными солнечными лучами, выглядывавшими из-за тяжелых туч, которые постоянно висели над домом Маркса.
Самыми любимыми были прогулки на Хэмпстед-Хиз — хэмпстедское поле, не застроенный в то время холм на севере Лондона, поросший деревьями и диким кустарником. Либкнехт очень привлекательно описал эти экскурсии. Теперь Хэмпстед-Хиз уже не то, чем был шестьдесят лет тому назад. Но из старого ресторана «Замок Джэка Стро», в котором Маркс часто сидел за столиком, все еще открывается прелестный вид на холмы и долины, особенно живописные, когда по воскресеньям там собирается веселая толпа. С юга виден гигантский город, громады домов, увенчанные куполом собора Святого Павла и башнями Вестминстера; в смутной дали обрисовываются холмы Сэррея, на севере густонаселенная, плодородная полоса, усеянная множеством деревень, а на западе — соседний хэйгетский холм, где Маркс покоится вечным сном.
Скромное семейное счастье Маркса вдруг омрачилось сразившим его громовым ударом: в страстную пятницу 1855 г. смерть отняла у него его единственного сына, девятилетнего Эдгара, или Муша, как его звали в семье. Мальчик обнаруживал уже большие способности и был общим любимцем. «Это горестная, ужасная потеря, и у меня нет слов выразить, как я скорблю душой», — писал Фрейлиграт на родину.