По «краткому и холодному» ответу на свою жалобу Лассаль все еще не догадывался, что произошло нечто неладное. Слова Маркса о необходимости личного объяснения он понял — совершенно, по-видимому, простодушно, а не умышленно, как подозревал Маркс, — в том смысле, что Маркс хочет сообщить ему нечто конфиденциальное. Он ответил в феврале 1858 г. совершенно просто, ярко изобразил, в какой обман вовлечена берлинская буржуазия, упоенная браком прусского кронпринца на английской принцессе, и, кроме того, предложил найти издателя для труда Маркса по политической экономии. Маркс принял его предложение, и уже в конце марта Лассаль заключил для Маркса условие со своим собственным издателем, Францем Дункером, на еще более благоприятных условиях, чем рассчитывал автор. Маркс сам высказал желание, чтобы труд его выходил выпусками, и был готов отказаться от всякого гонорара за первые выпуски. Лассаль же обеспечил ему с самого начала три фридрихсдора за печатный лист, в то время как обычно профессора получали по два золотых. Издатель только выговорил себе право прекратить издание на третьем выпуске, если оно не будет покрывать расходов.
Прошло, однако, более девяти месяцев, прежде чем Маркс подготовил к печати рукопись первого выпуска. Новые приступы болезни печени и домашние заботы мешали Марксу закончить работу. На Рождество 1858 г. в доме Маркса было «более мрачно и безнадежно, чем когда-либо». 21 января 1859 г. рукопись была закончена, но в доме не было «ни полушки», чтобы отправить ее издателю, застраховав посылку. «Не думаю, чтобы кто-либо писал когда-нибудь о „деньгах“, испытывая сам такую денежную нужду. Большинство писавших на эту тему пребывали в полном мире с объектом своего исследования». Так писал Маркс Энгельсу, прося его выслать необходимые деньги на отправку рукописи.
К критике политической экономии
План большого труда по политической экономии, исследующего основы капиталистического способа производства, возник у Маркса лет за пятнадцать до того, как он приступил к практическому его осуществлению. Он обдумывал его уже до мартовских дней, и брошюра против Прудона была первой уплатой по этому обязательству Маркса перед собой. После участия в борьбе революционных лет Маркс тотчас же снова вернулся к задуманному труду и уже 2 апреля 1851 г. писал Энгельсу: «Я наконец покончил возню с экономистами. Теперь я начну разрабатывать экономию дома, а в музее займусь другой наукой. Политическая экономия мне начинает надоедать. В сущности, она не подвинулась вперед со времени Адама Смита и Давида Рикардо, хотя много сде лано в отдельных исследованиях, касающихся больших тонкостей». Энгельс очень обрадовался сообщению Маркса. «Я чрезвычайно доволен, — ответил он, — что ты покончил с экономистами. Ты действительно слишком долго с этим возился»; но, как опытный человек, он прибавил: «Пока останется непрочитанной хоть одна книга, которой ты придаешь значение, ты все-таки не приступишь к писанию». Энгельс считал, однако, что при всех других помехах «главная задержка» все же в «собственных колебаниях» его друга.
«Колебания» эти были, конечно, — Энгельс так их и понимал — не внешнего свойства. О том, что побудило в 1851 г. Маркса не заканчивать еще работу, а начать ее вновь сначала, он сам говорит в предисловии к первому выпуску, перечисляя в следующих словах причины задержки: «Огромный материал по истории политической экономии, скопившийся в Британском музее, удобный наблюдательный пункт, каковым является Лондон для изучения буржуазного общества, наконец, новая стадия развития, в каковую это общество, видимо, вступало с открытием австралийского и калифорнийского золота». Он еще прибавил, что его уже почти восьмилетняя работа в «Нью-йоркской трибуне» повлекла за собой крайнюю разбросанность в научных занятиях; на это, однако, можно возразить, что корреспондентская деятельность возвращала Маркса до известной степени к политической борьбе, а она стояла для него всегда на первом месте. Именно виды на возрождение революционного рабочего движения и побудили Маркса засесть за работу, чтобы изложить наконец на бумаге то, что он, не переставая, обдумывал в течение ряда лет.
Красноречивым свидетельством этого является переписка Маркса с Энгельсом. В ней идет непрерывное обсуждение экономических вопросов, разрастаясь до объема целых статей, тоже касающихся «больших тонкостей». Как при этом происходил обмен мнениями между двумя друзьями, показывают некоторые отдельные места в письмах. Так, Энгельс пишет в одном письме о своей «достаточно известной лени en fait de théorie»; она удовлетворяется внутренним ворчанием его лучшего «я» и не вникает в суть вещей; а Маркс в другом случае восклицает со вздохом: «Если бы люди знали, до чего я мало сведущ во всем этом», рассказывая, как один фабрикант приветствовал его забавным предположением, что он, наверное, был прежде сам фабрикантом.