Читаем Карл Маркс. История жизни полностью

Показательная черта основателей сект — их враждебное отношение ко всякому пролетарскому массовому движению; враждебное в том смысле, что они ничего знать не хотят о таком движении. С другой стороны, такому движению нет никакого дела до них. Если бы даже была правда, что Бакунин хотел завладеть Интернационалом только для своих целей, то он доказал бы этим только, что, как революционер, считается исключительно с массами. Несмотря на всю ожесточенность своей борьбы с Марксом, Бакунин почти до конца считал бессмертной заслугой Маркса то, что он создал в Интернационале широкие рамки для массового пролетарского движения. Бакунина отделяло от Маркса различие взглядов на тактику, которой должно следовать это массовое движение, чтобы достичь своей цели; но, как ни заблуждался в этом вопросе Бакунин, все же его взгляды не имели ничего общего с игрой в сектантство.

И тем более это же относится к лассалевцам. В 1872 г. они не стояли, конечно, на вершине социалистического принципа, но все же превосходили своим теоретическим пониманием и организаторской силой все другие современные им рабочие партии в Европе, даже фракцию эйзенахцев, главной духовной пищей которых были по-прежнему агитационные сочинения Лассаля. Лассаль развил свою агитацию на широкой почве пролетарской классовой борьбы, закрыв этим наглухо двери для всякого сектантства. Его преемник Швейцер был настолько проникнут мыслью о нераздельности политической и социальной борьбы, что заслужил от Либкнехта упрек в «парламентарничании». Если же в вопросе о профессиональном движении Швейцер, на горе себе, пренебрег предостережениями Маркса, то он уже за год до того вышел из движения, и лассалевцы устраняли понемногу и эту ошибку своего движения, как показала победоносная стачка строительных рабочих в Берлине. Они преодолели краткий застой агитации во время войны, и рабочие массы стремились к ним все более и более густой толпой.

Не следовало особенно выделять выпадов против лассалевцев ввиду того, что Маркс вообще питал непреодолимое отвращение к Лассалю и ко всему, что было связано с его именем. Но в той связи, в которой эти выпады были поставлены в циркуляре генерального совета, они получали особое значение. Они проливали яркий свет на подлинный источник споров в Интернационале, на неразрешимое противоречие, в которое впал этот великий союз вследствие разгрома Парижской коммуны. С этого момента против Интернационала ополчился весь реакционный мир, и против такого натиска Интернационал мог защищаться только твердым объединением всех своих разрозненных сил. Но падение Коммуны показало также необходимость политической борьбы, а такая борьба была невозможна без значительного ослабления интернациональной связи, так как ее можно было вести только в национальных границах.

Требование воздерживаться от политики, как бы преувеличено оно ни было, в конечном счете вытекало из справедливого недоверия к козням буржуазного парламентаризма, недоверия, которое наиболее ярко выразил еще Либкнехт в своей известной речи 1869 г. Точно так же и недовольство диктатурой генерального совета, обнаружившееся почти во всех странах после падения Парижской коммуны, проистекало, при всей своей преувеличенности, из того более или менее ясного сознания, что каждая национальная рабочая партия прежде всего связана условиями существования с той нацией, часть которой она составляет, что она так же не может отрешиться от этих условий, как не может убежать человек от своей тени, другими словами, что она не может руководствоваться указаниями из-за границы. И хотя Маркс установил уже в уставе Интернационала нераздельность политической и социальной борьбы, все же практически он повсюду выдвигал лишь социальные требования, общие для рабочих всех стран с капиталистическим способом производства; политических же требований он касался, лишь поскольку они вытекали из таких социальных требований, как, например, требование сокращения законом продолжительности рабочего дня. Политические вопросы в собственном и прямом смысле слова, то есть вопросы, которые касались государственной конституции и складывались различно в каждой стране, Маркс откладывал до того времени, когда Интернационал воспитает рабочий класс и даст ему большую ясность понимания. Недаром он тяжко упрекал Лассаля за то, что он ограничил свою агитацию только одной страной.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное