Читаем Карл Маркс. История жизни полностью

Бакунин ответил сначала объяснением, которое послал в «Женевскую газету». Объяснение это свидетельствовало о сильном озлоблении, вызванном нападками брошюры. Несостоятельность их он доказывал уже тем, что в гаагской следственной комиссии заседали два провокатора (фактически там был один). Затем Бакунин ссылался на свой шестидесятилетний возраст и на сердечную болезнь, все более затрудняющую ему жизнь: «Пусть берутся за работу более молодые; что касается меня, то у меня уже нет нужных для этого сил и, быть может, еще более необходимого — веры, чтобы вновь втаскивать на гору Сизифов камень против торжествующей повсюду реакции. Я ухожу с поля сражения и требую от моих дорогих современников только одного: забвения. Отныне я не буду нарушать ничьего покоя, пусть же и меня оставят в покое!» Обвиняя Маркса в том, что он превратил Интернационал в орудие своей личной мести, Бакунин все же признавал Маркса одним из главных учредителей этой «великой и прекрасной ассоциации».

С большей резкостью по отношению к Марксу, но по существу в более спокойном тоне написано прощальное письмо Бакунина к членам юрской секции. Он называет в нем центром реакции, с которой рабочие должны вести самую ожесточенную борьбу, не только дипломатию Бисмарка, но и социализм Маркса. Свой уход от агитационной деятельности он объясняет и в этот раз годами и болезнью, которая делает его участие в борьбе скорее помехою, чем помощью, причем считает, что имеет право уйти уже потому, что он сделал свое дело и оба конгресса в Женеве засвидетельствовали победу его идеи и поражение его противников.

Ссылки Бакунина на «состояние здоровья» были, конечно, высмеяны как пустой предлог; но те немногие годы, которые он еще прожил в тяжкой нужде и среди мучительных физических страданий, показали, что силы его были действительно надорваны. Из интимных писем Бакунина к ближайшим друзьям обнаруживается также, что он, «быть может», утратил и веру в скорую победу революции. Бакунин умер 1 июля 1876 г. в Берне. Он заслужил более отрадную смерть и более почетную память, чем сохранили о нем многочисленные круги рабочего класса, за интересы которого он так мужественно боролся и так много пострадал.

При всех своих недостатках и слабостях история обеспечит Бакунину почетное место среди передовых бойцов интернационального пролетариата, как бы ни оспаривали у него это место, пока есть на земле филистеры — все равно, натягивают ли они себе на длинные уши полицейский ночной колпак или стараются скрыть свои трясущиеся кости под львиной шкурой Маркса.

Глава 15. Последнее десятилетие

Маркс в домашнем кругу

Так же как Маркс вернулся в свой рабочий кабинет в конце 1853 г., после последних судорог коммунистического союза, он и в 1873 г. вернулся к кабинетному труду после последних судорог Интернационала, но на этот раз уже на все время до конца его жизни.

Последнее десятилетие жизни Маркса называли «медленным умиранием», но это весьма преувеличено. Борьба со времени падения Коммуны сильно отозвалась, правда, на его здоровье; осенью 1873 г. он очень страдал головными болями и была серьезная опасность апоплексического удара; это хроническое подавленное состояние мозга делало его неспособным к работе и отнимало охоту к писанию. Если бы оно долго длилось, то привело бы к весьма печальным последствиям. Но Маркс справился, благодаря продолжительному уходу за ним друга его Энгельса и манчестерского врача Гумперта, к которому Маркс относился с полным доверием.

По совету Гумперта Маркс решился поехать в 1874 г. в Карлсбад; эту поездку он повторил и в два следующих года; в 1877 г. он избрал для разнообразия Нейенар, но уже в следующем, 1878 г. ему нельзя было поехать туда: два покушения на германского императора и травля социалистов, начавшаяся вслед за этим, закрыли ему доступ на континент. Все же троекратное лечение в Карлсбаде «чудотворно» подействовало на Маркса, и он почти совершенно освободился от своей застарелой болезни печени. Осталось только хроническое страдание желудка и нервное переутомление, которое выражалось в частых головных болях и, в особенности, в упорной бессоннице. Но и эти страдания более или менее исчезали после летних пребываний на берегу моря или на климатических курортах и уже только после Нового года начинали вновь заявлять о себе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное