Карлос Кастанеда, книги 1-3

Я опять начал кричать, что он был слабым, но спохватился и понизил голос. Я почувствовал себя в несколько странном положении оттого, что дон Хуан меня допрашивает.

— Для чего ты все это делаешь? — спросил я. — Предполагалось, что мы будем говорить о растениях.

Я чувствовал себя раздраженным и подавленным в большей степени, чем когда-либо. Я сказал, что это не его дело и у него нет ни малейшего права судить о моем поведении. Он разразился хохотом.

— Когда ты сердишься, ты всегда чувствуешь себя правым, верно? — спросил он и подмигнул, как птица.

Он был прав. У меня была тенденция чувствовать себя оправданным, когда я бывал зол.

— Давай не будем говорить о моем отце, — сказал я, стараясь прийти в хорошее настроение. — Давай говорить о растениях.

— Нет, давай поговорим о твоем отце, — настаивал он. — Это то самое, с чего сегодня следует начать. Если ты думаешь, что был настолько сильнее, почему ты не ходил плавать в шесть утра вместо него?

Я сказал, что я не мог поверить в то, что он серьезно просит меня об этом. Я всегда считал, что плавание в шесть утра — это дело моего отца, а не мое дело.

— Это было также и твоим делом с того момента, как ты принял его идею, — бросил в меня дон Хуан.

Я сказал, что никогда не принимал ее, что я всегда знал, что отец неискренен сам с собой. Дон Хуан поинтересовался, почему я не высказал своего мнения сразу же.

— Отцу не говорят таких вещей, — выставил я слабое объяснение.

— Почему же нет?

— В моем доме так не делалось, вот и все.

— Ты делал в своем доме еще худшие вещи, — заявил он, как судья из своего кресла. — Единственное, чего ты никогда не делал, — это почтить свой дух.

В его словах была такая разрушительная сила, что они эхом прозвучали в моем мозгу. Он разрушил всю мою защиту. Я не мог с ним спорить. Я нашел спасение в том, что принялся строчить свои заметки.

Я попытался дать последнее слабое объяснение и сказал, что всю жизнь мне встречались люди такого же сорта, как отец, которые так же вовлекали меня в свои схемы, и, как правило, я оставался болтаться ни при чем.

— Ты жалуешься, — сказал он мягко. — Ты всегда жаловался на жизнь, потому что ты не принимаешь ответственности за свои решения. Если бы ты принял ответственность за идею своего отца о том, чтобы плавать в шесть утра, ты бы плавал сам, если нужно. Или же ты послал его к черту в первый раз после того, как узнал его уловки. Но ты не сказал ничего, поэтому ты был так же слаб, как твой отец. Принимать ответственность за свои решения означает, что человек готов умереть за них.

— Подожди, подожди! — сказал я. — Ты все переворачиваешь.

Он не дал мне закончить. Я собирался сказать ему, что своего отца я взял просто в качестве примера нереалистичного поведения и никто в здравом уме не захочет умирать за такую идиотскую вещь.

— Не имеет никакого значения, что это за решение, — сказал он. — Ничто не может быть более или менее серьезным. Разве не ясно? В этом мире, где охотится смерть, нет маленьких и больших решений. Есть только те решения, которые мы делаем перед лицом нашей неминуемой смерти.

Я ничего не мог сказать. Прошло около часа. Дон Хуан был совершенно неподвижен на своей циновке, хотя не спал.

— Почему ты говоришь мне все это, дон Хуан? — спросил я. — Почему ты делаешь все это со мной?

— Ты пришел ко мне, — сказал он. — Нет, это было не так, ты был приведен ко мне. И я делаю жест по твоему поводу.

— Что-что?

— Ты мог сделать жест по поводу своего отца, плавая вместо него, но ты этого не сделал, может быть, потому, что был слишком молод. Я жил дольше тебя. На мне ничего не висит. В моей жизни нет спешки, и поэтому я могу должным образом сделать жест по твоему поводу.

После обеда мы отправились на прогулку. Я легко выдерживал его шаг и опять восхищался его поразительной физической выносливостью. Он шагал легко и таким уверенным шагом, что рядом с ним я был похож на ребенка. Мы пошли в восточном направлении. Я заметил, что он не любит разговаривать, когда идет. Если я заговаривал с ним, он останавливался, чтобы мне ответить.

Через пару часов мы пришли к холму. Он сел и сделал мне знак сесть рядом. Он заявил насмешливо-драматическим тоном, что собирается рассказать мне сказку.

Он сказал, что давным-давно жил молодой человек, по происхождению индеец, который жил среди белых людей в городе. У него не было ни дома, ни друзей, ни родственников. Он пришел в город искать свое счастье, а нашел только нищету и боль. Время от времени, работая как мул, он получал несколько центов, которых едва хватало на кусок хлеба. Все остальное время он вынужден был выпрашивать или воровать пищу.

Дон Хуан сказал, что однажды молодой человек пошел на базар. Очарованный, он ходил по улице взад и вперед. Его глаза стали дикими при виде всех вещей, которые были там собраны. Он был так захвачен ими, что не смотрел, куда идет, и кончил тем, что споткнулся о корзины и упал на какого-то старика.