Карнавал

Несколько минут Одноклеточная молчала. Раньше она бы сгорела от стыда, если бы сидела молча в присутствии мужчины. По ее прежним предрассудкам женщина была обязана поддерживать разговор. Но именно поддерживать разговор у нее никогда не получалось. Сейчас она молчала свободно, потому что ей хотелось молчать.

– По Четырнадцатой из города, – сказал Одноклеточная. – Не спеши. И не молчи, расскажи о себе.

Она заметила новые нотки в своем голосе. Ее голос заставлял подчиняться. Так говорят люди, привыкшие повелевать.

– Да что рассказывать, – подчинился таксист, – не жизнь, а тоска зеленая.

– Правда, тоска, – согласилась Одноклеточная.

– Хоть бы случилось что, – продолжал таксист. – У людей жизнь интересная – все время то заговор, то переворот, то просто заварушка. А у нас болото, ничего такое.

– Ничего что?

– Это у меня приговорка такая.

– Тебе силу некуда девать?

Она протянула руку и пощупала бицепсы:

– А ты здоровый. И кулаки какие! Вижу, приходилось подраться?

– А то нет! – обрадовался таксист.

– Тогда гуляй по ночам. Что ж ты не гуляешь? Так и молодость пройдет.

– По ночам жена не пускает. А я бы пошел – знаю, интересно бывает. У меня друг ходит, так ему нос сломали. С тех пор успокоиться не может. Пока, говорит, троим носы не сломаю – не успокоюсь. Может, и вправду война начнется?

– Ты бы хотел?

– Хотел бы, но не здесь, а где-нибудь подальше.

– За семью боишься?

– Не, чтоб подальше сбежать. У меня сын, но и сына оставлю. Что это за мужик, если ни с кем не дерется?

– А ты пей.

– А я и пью, только не в удовольствие.

– Точно говоришь, – согласилась Одноклеточная, – без риска жизнь не в удовольствие. А ты чего едешь так медленно – боишься?

– Посты на дорогах, – сказал таксист.

– Боишься?

– Посты на дорогах, – повторил таксист с тупой угрюмостью человека, доходящего до элементарных истин своим умом.

– Поедешь быстро – они не догонят. Или боишься?

Таксист прибавил скорость. Одноклеточная наблюдала за его движениями. Раньше она никогда не водила машину. Теперь пришло время научиться.

Скорость поднялась до ста двадцати.

– Ну как, боюсь?

– Ты хорошо водишь, молодец, – сказала Одноклеточная, – Я тебе хорошо заплачу. У меня дача за городом, покатаемся и поедем туда. Или тебе только деньги нужны?

Таксист ухмыльнулся.

– На деньги мне плевать. От них счастья не бывает.

– Вижу, – сказала Одноклеточная, – что ты настоящий мужик. Таких я люблю. Таких сейчас мало осталось.

Таксист вдруг воодушевился и стал путано рассказывать о своей жене и матери. Эти, по его словам, большие стервы, высасывают из него деньги, а жизни не дают. Ну, жену-то он, положим, бьет, а мать не может. Она этим и пользуется.

– Бедный ты мой, – сказала Одноклеточная и обняла его за шею одной рукой, – ты терпишь, терпишь. Я бы так не выдержала.

– Где твоя дача? – спросил таксист.

– Не спеши, а то споткнешься. Дай, я сама сяду за руль, сама покажу.

– Не дам.

– Не бойся, я мимо дороги не проеду.

Таксист снизил скорость до шестидесяти. На дороге не было никого.

– Давай, садись мне на колени.

– Успеешь, дурак. Я сказала, пусти меня за руль.

Они поменялись местами.

– Ты не очень гони, – сказал таксист, – или тебе не впервой?

– Не впервой, – ответила Одноклеточная, – сейчас сам увидишь.

Она повторяло только что виденные движения. Вести машину было удивительно просто. Вначале каждое движение контролировалось сознанием, но потом проваливалось куда-то вглубь и выполнялось само собой. Через две минуты она уже вела машину не думая.

– Ну как, – сказал таксист, – покаталась?

Одноклеточная прибавила скорость и свернула на боковую дорогу. Боковая дорога уходила в лес и вела неизвестно куда.

Она снова прибавила скорость.

– Не сходи с ума, – сказал таксист, – здесь много поворотов, а дороги ты не знаешь.

– Видно?

– Видно.

– А я не боюсь. Я была мастером спорта, пока однажды не сбила одного дедулю. С тех пор не выступала и не была за рулем.

– И это видно. Видно, что отвыкла.

Машина шла на предельной скорости.

– Ну как, красиво? – спросила Одноклеточная.

– Красиво, как на картинке.

– Смотри, какая у меня реакция, – сказала Одноклеточная и вписалась еще в один опасный поворот.

– У меня не хуже, – ответил таксист.

– Спорим?

– Спорим.

– Тогда так, – сказал Одноклеточная, – я считаю до трех. На счете три я тебя ударю. А ты не успеешь ударить меня раньше или увернуться.

– Чего ты сказала? – удивился таксист.

– Раз.

– Тормози.

– Два.

– Останови машину, я сказал!

– Три.

Она ударила не глядя и не снижая скорости. Машина немного вильнула и снова выровнялась.

– Ну как, воин, – спросила Одноклеточная, – ты еще меня слышишь?

Таксист молчал.

Она остановила машину и положила голову на грудь. Ей хотелось плакать, но она не могла.

Есть люди добрые.

Есть люди жестокие, как хирургический скальпель.

Есть люди жестокие, как гремучие змеи.

Есть люди, жестокость которых несравнима ни с чем, кроме человеческой жестокости.

На каком из этих уровней находилась она сейчас? И закончится ли это когда-нибудь? Когда?