Карт-Бланш для Синей Бороды

– Я слышал, как он рассказывал о тебе королю. Его величество спросил, какова молодая жена, и милорд с четверть часа расписывал твои прелести. Хвастался, что ты без памяти влюблена в него, даже согласилась принять его проклятие на себя. Неужели, это правда, Бланш?! Ты согласилась носить этот проклятый браслет? Опомнись! Тебе хочется страдать вместо него? Принять на себя его грехи? Чем он тебя завлёк? Он страшный человек, ты многого не знаешь…

Гнев охватил меня, и я, призывавшая себя к спокойствию, больше не могла сдерживаться:

– Это ты не знаешь о нём ничего! Не смей говорить плохо о моём муже, о моих сёстрах или ещё о ком-то кто мне близок и дорог! Ты сказал, что Ален хвалился нашим браком на год, но я уверена, что он никому и слова об этом не обмолвился. И мучилась, размышляя: почему же Реджи говорил так? Несмотря на очевидное, я всё равно тебя оправдывала, думала, что ты заблуждаешься, повторяешь чужие сплетни, потому что переживаешь за меня. Но сейчас ты хочешь убедить меня в том, что это ты – источник этих сплетен. Граф никогда не мог сказать обо мне такого, потому что он уважает меня. Пусть не любит, но уважает!

– Вот что ты думаешь обо мне, – произнес Реджи, бросая на меня взгляд, полный боли. – Что ж, тогда мне и в самом деле лучше уйти.

Что он и сделал, надев шапку и позабыв на столе перчатки.

Немного остыв, я почувствовала угрызения совести. Не слишком ли я поторопились увидеть зло там, где его не было? Реджи посмотрел на меня так грустно, и не стал оправдываться. Ах, Бланш, что же ты натворила!

– Миледи, не хотите чая, чтобы согреться? – в беседке появилась Барбетта.

Она принесла поднос, прикрытый крышкой и полотняной салфеткой.

Когда салфетка и крышка были убраны, по беседке поплыл чайный аромат – бодрящий, приводящий в порядок и мысли, и чувства.

– Вы ещё долго пробудете здесь? – спросила служанка, наливая красновато-золотистый напиток в тонкую чашку.

– Осталось два букета, и потом вернусь в замок, – ответила я, делая глоток.

Чай был восхитительно горчим, с долькой лимона и мёдом.

– Тогда оставите чашку здесь, – кивнула Барбетта, потом вернусь и заберу её.

– Спасибо, – кивнула я.

Служанка ушла, а я смотрела на ворох ветвей падуба, которые мне предстояло расставить в вазы, и думала о Реджи. Возможно, я была к нему несправедлива. Очень несправедлива. Но зачем он повторяет сплетни? Знать бы, кто их распускает…

Красные ягоды падуба вдруг лопнули и брызнули красным соком. А потом я поняла, что это не сок, а диковинные цветы, которые распускаются прямо на моих глазах, распространяя удивительный, солнечный запах – яркий и экзотический.

Пальцы мои разжались, и фарфоровая чашка полетела вниз. Я проследила взглядом её полет, потому что она летела очень медленно, но не услышала звона, когда фарфор разбился на тысячи острых осколков. Я вообще ничего не услышала, потому что уши словно заткнули ватой, и все звуки перестали существовать – плеск воды в пруду, шипение углей в жаровнях… Ноги перестали меня держать, и я села на пол, почувствовав неимоверную усталость. Надо только немного поспать, а потом поставить ветки в вазы… Вот удивиться милорд, когда увидит такое волшебство – посреди зимы зацвели ягоды…

Я вдруг поняла, что мыслю какую-то ерунду, потом ощутила щекой холод каменного пола, а потом всё погрузилось в темноту. Некоторое время еще могла чувствовать, и мне показалось, что кто-то подхватил меня под мышки и куда-то поволок – сначала по ступенькам беседки, а потом по утоптанной снежной дорожке. Потом стало очень холодно, и я будто полетела, а потом вода залилась в нос и горло, и наступила окончательная чернота.

Глава 25

Ален огляделся, высматривая жену. Барбетта сказала, что госпожа графиня составляет букеты в беседке.

– Там теперь так красиво, – говорила служанка, вытирая белоснежным полотенцем белоснежные же чашки, – как на картинке.

– Пойду, посмотрю, – тут же собрался в беседку Ален.

– Может, хотите сначала согреться, милорд? – засуетилась Барбетта. – Я сделаю вам горячего пунша.

– Не надо, обойдусь без пунша.

Спускаясь к пруду, он представлял нежное лицо жены и улыбался, предвкушая её удивление и смущение, когда он появится на пороге. Как красива она была вчера, как затуманились её глаза, когда она увидела его гладко выбритым. Стащив перчатку, Ален провел ладонью по подбородку и щекам. Он так привык к бороде, что сейчас временами чувствовал себя голым. Но Бланш понравилось! Он готов был поклясться, что понравилось!

Сбежав по ступенькам, Ален осторожно заглянул в беседку, желая застать Бланш врасплох. Но внутри было пусто. Ворохом лежали ветки с зелеными листьями и красными ягодами, на полу валялись какие-то осколки, на столе стояли серебряный поднос и крышка от него.