Карт-Бланш для Синей Бороды

– Не надо плакать, – сказал граф почти мягко. – Ты сама отдала меня ей, Милли. Отдала добровольно, обдуманно, своими руками, поверив в глупое суеверие. Тогда я злился, но теперь очень тебе за это благодарен. Потому что доброта Бланш, её забота, её свет – они изменили не только меня, они мою душу изменили. И я не бороду сбрил, а превратился из такой же обезьяны, как ты, в человека. И теперь меня не обманешь фальшивками. Потому что я знаю, какова на вкус настоящая любовь. Она слаще шоколада, – он усмехнулся. – Знаешь, на что Бланш потратила деньги, которые я дал, чтобы откупиться, когда был… когда испугал ее? Она купила наряды для моей дочери. Для Гюнебрет, на которую ты смотрела с таким презрением…

– Я?! Никогда!..

Ален снова похлопал ее по плечу:

– Да брось, Милли, ты считаешь, что я совсем без глаз? Тебе и дела не было до Гюнебрет. И замок ты обзывала хлевом, и жить здесь не собиралась. А Бланш всё преобразила. Хотя могла напокупать себе нарядов и драгоценностей… Как делала ты.

Милисент невольно схватилась за богатое ожерелье, выложенное напоказ поверх ее дорогого платья.

– Поэтому не говори о ней плохо, – Ален взял Милисент за подбородок, заставляя поднять голову. – Узнаю – пожалеешь.

Он пошел к двери, но голос Милисент снова остановил его:

– Пусть всё так, Ален. Но человек – это не только сердце. Это ещё и тело. И страсть, которую тело испытывает. Пройдет год, два, ты насытишься своей доброй крошкой, и захочешь совсем другой радости – о, я поняла, что не любви! Постель – это ведь не любовь! И тебя снова потянет ко мне.

– Не потянет, – бросил граф через плечо.

– Не ко мне, так к другой! – крикнула она. – И ты оставишь свою добрую Бланш и пойдешь за наслаждением к… обезьяне! Я знаю тебя. Пусть ты сбрил бороду, но чудовищем быть не перестал, – она скользнула к нему, положила ладони ему на грудь, и прошептала: – Ненасытным чудовищем.

Ален взял ее за запястья и заставил опустить руки, а потом сказал, наклонившись к самому уху Милисент:

– Один поцелуй Бланш возносит на небеса. А тебе я желаю спокойной ночи и не отравиться собственным ядом. И ещё не забудь уехать завтра пораньше. Не доставляй лишних хлопот моим слугам.

Он вышел, аккуратно закрыв за собой двери, а Милисент медленно прошлась по комнате и опустилась в кресло, задумчиво подперев златокудрую голову точеной белой рукой.

Глава 28

Леди Милисент была устроена на ночь, в замке стояла тишина, но в моей душе не было ни тишины, ни покоя. Наоборот, там бушевали бури. Я улеглась в постель, но спать не могла. Что сделает Ален? Как он поступит? Кого выберет – меня или прекрасную леди Милли?

В коридоре послышались голоса, и я спрыгнула с кровати, отбрасывая одеяло. Рывком открыв двери, я обнаружила Пепе и Барбетту. Они сдержанно спорили, и при моём появлении замолчали. В руках у Барбетты был поднос, на котором стояли чашка, прикрытая блюдечком, и заварник.

– Что происходит? – спросила я, глядя не на слуг, а в конец коридора, где находилась комната Милисент.

– Я принесла вам чай, миледи, а этот… – Барбетта сердито фыркнула, – не пускает меня.

– А ты и не догадываешься – почему, – не остался в долгу Пепе. – Милорд граф сказал тебя близко к миледи не подпускать.

Я посмотрела, как печально сморщилось лицо Барбетты и попросила:

– Не сердитесь на нее, Пепе. И милорд граф, и все мы знаем, что Барбетта вовсе не собиралась меня убивать. Было бы жестоко разговаривать с ней в подобном тоне.

– Это мятный чай, только и всего, – угрюмо ответила служанка. – Но если милорд запретил…

– Если бы он считал вас виновной, то удалил бы из замка, – сказала я. – Позвольте ей войти, Пепе.

Слуга графа покачал головой:

– Это неразумно, миледи.

Я улыбнулась ему и пригласила Барбетту войти.

– Никогда бы не посмела вас отравить, миледи, – сказала служанка, оказавшись со мной наедине.

– Охотно верю вам, госпожа Барбетта, – сказала я, взяла чашку и сделала несколько глотков.

И хотя я была убеждена, что Барбетта и в самом деле не желает мне зла, где-то внутри что-то трусливо ёкнуло. Но я считала, что не вправе обижать отказом человека, в чьей невиновности я была уверена.

Барбетта, увидев, как я пью, посветлела лицом, сразу оживилась и принялась болтать без умолку:

– Я взобью вам подушки, миледи, чтобы спалось мягче! И давайте заплету вам косы! А, может, хотите чего-нибудь покушать или выпить?

– Нет, благодарю. Мне достаточно чая, он очень вкусный.

– Я заварила мяту, она успокаивает.

– Да, это то, что нужно.

Барбетта вдруг замолчала и замерла, держа в руках подушку. Молчала она как-то слишком уж долго, и я встревожилась:

– Что-то случилось?

– Даже не знаю, что сказать, миледи… – промямлила она. – И промолчать, и сказать – одинаково гадко.

– Милорд пошел к леди Анж? – спросила я спокойно, хотя всё в груди так и оборвалось.

– Встретила в коридоре, – буркнула служанка.

– А, ясно… – я не знала, что на это сказать, поэтому сделала ещё несколько глотков мятного чая.

– Вы только знайте, что мы все – за вас, – сказала Барбетта, по-прежнему комкая подушку. – Эта леди никогда нам не нравилась.