– Его величество выражает соболезнования, – сказала я и не узнала собственного голоса – как будто говорил совсем другой человек, не имевший к этой истории никакого отношения. – Милорд граф умер, сюда везут его тело, чтобы похоронить в семейном склепе.
Окна были затянуты чёрной камкой, и зеркала занавешены. У меня не было чёрного платья, поэтому я встречала тело мужа в красном домашнем платье, набросив на плечи чёрную шаль, которую одолжила мне Барбетта.
Реджи ходил рядом со мной, но не заговаривал. Да я бы ему и не ответила, потому что мною овладели неимоверная усталость и безучастие. Хотелось лечь и забыться, освободиться от всего – от душевной боли, от обязательств, от мысли о несбывшихся надеждах. Я ошиблась – милорд не разгадал моего знака. И я оказалась причастной к его смерти. К смерти человека, которого полюбила впервые, всем сердцем и навсегда.
Удивительно, но мое сердце не испытывало боли. В нем теперь была пустота. Как будто от Бланш осталась одна оболочка, которая двигалась, произносила слова, но душа улетела, оставив тело. К чему теперь жить? Видеть лицо Реджи, который с трудом сдерживал злую радость, оттого что его план, наконец-то удался – был исполнен моими руками. Я стала его сообщницей, соучастницей убийства.
Зачем теперь жить? Но оставалась Гюнебрет. Только она удерживала меня от богопротивного, отчаянного шага. Гюнебрет, которая по-прежнему была в руках предателя. Ален смотрит на нас с небес, он не простит, если я допущу, чтобы что-то случилось с его дочерью.
Закрытый гроб привезли к полудню. Я вышла встречать похоронные сани, и Реджи услужливо поддерживал меня под локоть.
Король отправил десять гвардейцев и десять монахов сопровождать в последний путь его верного подданного. Лица всех в знак глубокого траура, скрывали капюшоны. Мне тоже полагалось надеть вуаль, но вуали у меня не было. Я и подумать не могла, что стану вдовой.
Один из монахов встал на моем пути, когда я подошла к гробу.
– Лучше не открывать. Тело начало быстро портиться. Это зрелище не для женских глаз.
Я поспешно отступила. Но не потому, что испугалась увидеть труп. Просто всплеснула последняя надежда, что на самом деле Ален жив. На самом деле гроб пуст, а сам граф скоро появится, чтобы освободить нас.
Гроб пронесли в часовню и поставили у алтаря. Предстояла прощальная служба, а потом тело перенесут в склеп. Я стояла возле гроба, не решаясь уйти. Если бы рядом не было Реджи, я заглянула бы под крышку и – ах! – вдруг бы убедилась, что гроб на самом деле пуст!
– Выйдите все, пожалуйста, – попросил вдруг Реджинальд монахов, которые подготавливали церковь к приходу священника. – Дадим госпоже графине проститься с мужем наедине.
Монахи пошептались и покинули церковь, а Реджи и не подумал уйти за ними. Я разгадала его намерения, когда он решительно направился к гробу. Я бросилась ему наперерез и встала, раскинув руки:
– Ты и сейчас не можешь оставить его в покое! Не смей тревожить его останки!
Но Реджи оттолкнул меня и поднял крышку. От запаха гнили у меня потемнело в глазах, но я успела заметить в гробу, в крошке соли, знакомое лицо – бледное, покрытое темными пятнами. Ошибки быть не могло – в гробу лежал мой милый Ален. И впервые с тех пор, как я узнала о его смерти, слезы хлынули из глаз.
Реджи со стуком захлопнул крышку и отошел в сторону, тяжело дыша и хватаясь за горло.
– Говорят, все грешники пахнут падалью после смерти, – сказал он, продышавшись. – Похоже, этот был один из самых отъявленных грешников.
– Не смей оскорблять его, – сказала я, плача и не утирая слез. – Лучше подумай, что случится с твоим телом после смерти!
– Мне рано думать об этом, – Реджи достал платок и прижал его к лицу, спасаясь от гнилостного запаха. – Пойду, потороплю священника – пусть начинает отпевание. Де Конмору не место здесь, пусть воняет в склепе.
– Полагается три дня, чтобы все успели проститься!
– Три часа – и то много, – Реджи пошел к выходу. – Ты лучше бы переоделась, Бланш. Сразу после службы нас обвенчают.
– Обвенчает?! – я уже плакала навзрыд. – Хотя бы перед престолом божьим прояви милосердие, Реджинальд Оуэн! Я потеряла любимого, а ты требуешь, чтобы в этот же день…
– Ты всегда можешь отказаться, Бланш, – сказал он от порога. – Но только помни о последствиях своего отказа.
Он распахнул двери и пригласил монахов войти.
– Господа! – услышала я его твердый, звенящий голос. – Эти печальные события нанесли госпоже графине тяжелейшую душевную рану. Как преданный слуга его милости, покойного графа де Конмор, как лицо, которое он уполномочил оберегать его милую супругу, я обязан позаботиться о леди Бланш. После отпевания, когда тело милорда будет перенесено в семейный склеп, я и леди Бланш сочетаемся браком. Клянусь, что буду любить ее и оберегать до самой смерти.
В рыцарских романах, которые мы читали с сестрами, главная героиня, попадая в беду и будучи похищенной драконом, злобным герцогом или сарацинами, всегда падала в обморок, а приходила в себя уже в объятиях прекрасного рыцаря-спасителя.