– Вы были правы, госпожа, – ответила я вежливо. – И вы, наверняка, знаете, для чего я приехала. Что вы сказали милорду? Что может излечить его от болезни? Я видела браслет у него на руке…
– Браслет! – прорицательница покривилась. – Этому болвану непременно нужно какое-то
– И он его нашел. Только оно не спасает, а губит, и он это знает, но уже не может переносить боль. Откройте его тайну, я хочу помочь.
– Никакого средства от болезни нет, – сказала Вильямина поучительно.
– Нет?!
– Есть только человеческие страхи, – сказала она с досадой и постучала себя по лбу пальцем. – Человеческие страхи, пустившие корни.
– Я… не понимаю.
– Не заставляй меня думать, что ты такая же глупая, как этот болван! – вспылила предсказательница. – Никакое лекарство или средство его не излечит, потому что болезнь у него в голове. Это всё его мысли, его терзания. Но он не хочет избавляться от них, а ищет
Несколько секунд я осмысливала то, что поведала старуха.
– Вы хотите сказать, – медленно проговорила я, – что на самом деле болезни нет…
– И не было, – поддакнула Вильямина.
– Он здоров, но наказывает себя за смерть, в которой невиновен…
– Он так благороден, – закатила глаза старуха. – Я не могла объяснить ему то, что ты поняла сейчас, поэтому дала браслет и сказала, что когда найдется та, которая добровольно и с радостью согласится взять на себя его боль, он вылечится.
– Вы солгали ему?
– Он ждал этой лжи, – старуха философски пожала плечами.
– Благодарю вас, – я положила на стол две золотые монеты, и Вильямина сцапала их, как синица червяка. – Теперь я знаю, что делать.
– Может, хочешь, чтобы я тебе погадала? – предложила она
– Нет, благодарю, – поспешно отказалась я.
– Тогда прими совет, – она развалилась в кресле, в котором сидела подперев рукой голову и разглядывая меня, словно решая – какой совет из тысячи ей известных, мне подойдет. – Любовь – это прекрасная игра, но главное не заиграться в неё. А то можно и голову потерять. Трудновато будет жить без головы.
Кровь бросилась мне в лицо, и я, пробормотав слова прощания, вышла из дома гадалки.
В замок я возвращалась, как на крыльях. Возница подгонял лошадей, солнце заливало светом белоснежные равнины, и мне казалось, что при известном усердии можно преодолеть все трудности. А любовь… Что ж, не у всех всё складывается так, как желается. Можно обозлиться на весь мир, а можно попытаться сделать добро тому, кто недосягаем для тебя по каким-то причинам. Это я сейчас и собиралась претворить в жизнь.
Едва я вошла, сбивая с башмаков налипший снег, как услышала вопли и плач, и похолодела, представляя самое страшное, потому что плакала Вамбри. Я промчалась по великолепным коврам, даже не успев разуться и снять накидку, взлетела по лестнице на одном дыхании и столкнулась в Барбеттой.
– Что случилось?! – я схватила её за передник, останавливая, потому что она так и порывалась куда-то бежать. – Что-то с милордом?!
– И с милордом, и с бедняжкой Вамбри… Я за отцом Диланом…
Она собиралась бежать за священником! В моих мыслях тут же промелькнули тысяча самых страшных картин, и я бросилась мимо служанки в оружейную комнату, откуда доносились рыдания Вамбри. Воображение нарисовало мне умирающего Алена, и я сама готова была закричать от отчаяния, что так поздно узнала о пагубном зелье, убившем его.
Дорогу мне преградил Пепе бледный, как смерть, и это ещё больше уверило меня, что произошло несчастье.
– Пустите меня! – закричала я, когда Пепе схватил меня за локоть.
– Лучше бы вам туда не ходить, миледи, – сказал слуга торопливо.
– Немедленно отпусти! – бросила я ему в лицо, и он разжал пальцы.
Вбежав в комнату, я остановилась, как вкопанная, на мгновение потеряв дар речи.
Господин граф – живой и здоровый – стоял у ведерка розгами, достав одну и рассекая ею воздух, проверяя на гибкость, а две дюжих служанки удерживали Вамбри, лежащую вдоль скамьи – одна за плечи, другая за ноги. Штаны графской дочери были приспущены, а сама она хлюпала носом и умоляла отца простить ее.
Увидев меня, де Конмор нахмурился:
– Уходи, Бланш.
– Что это вы задумали?!. – я с ужасом смотрела на залитое слезами лицо Вамбри. Правая щека ее алела, как от пощёчины. – В чем она провинилась, что вы решили наказать её так жестоко?!
– Не твоё дело, – отрезал граф. – Уходи.
– Нет, я не могу уйти, – я встала между мужем и лавкой. – Объясните, за что вы собираетесь её наказать?! Тот случай со снежками давно забыт, мы уже помирились!
– Есть кое-что кроме снежков, – сказал граф, помахивая прутом.
– Что же? – спросила я неосторожно.
– Это – не твоё – дело.
– Моё! – сказала я твердо, даже не попятившись. – Я – ваша жена и отвечаю также за вашу дочь, за мою падчерицу! Поэтому требую ответа! Или вы скажете, за что собираетесь наказывать Гюнебрет или… – что там «или» я не успела придумать и замолчала, лихорадочно соображая, как остановить разъяренного мужа.
А то, что он был уже на пределе – не было сомнений.
– Глупое бабье, – процедил Ален в сторону, а потом сказал: – Это она столкнула тебя с лестницы.