– Это не слишком разумно… – я попыталась остановить его, трепеща от страха и волнения, что сейчас наш брак «для вида» может стать самым настоящим браком.
– Это самое разумное, что я собираюсь сделать, – отрезал он, и я замолчала.
Кто бы подсказал мне – как поступить? Что послушать? Сладко дрожащее сердце или разум, бьющий во все колокола?
Не успели мы спуститься на третий этаж, как снизу через перила показалась и исчезла рыжая голова Пепе. Потом он снова выглянул, и вид у него был смущённый и виноватый.
– Что у тебя? – спросил Ален крайне нелюбезно.
– Прошу прощения, я не осмелился бы вас побеспокоить…
– Говори, не тяни! Видишь, я хочу провести время с женой.
– Принесли письмо…
– Прочитаю потом.
Граф хотел пройти мимо Пепе, но тот показал послание, которое до этого прятал за спиной:
– На нем королевская печать.
– Как некстати, чёрт! – ругнулся граф. – Дай мне минутку, Бланш. Ломай печать, Пепе, чего ждешь?
Печать была сломана, Пепе развернул послание, чтобы граф мог прочесть. Он читал и мрачнел всё больше.
– Король в десяти милях отсюда, ждет меня, – буркнул он. – Я должен ехать.
– Я соберу сумку вам в дорогу, – сказала я, чувствуя себя так, словно Вамбри второй раз столкнула меня с лестницы.
Это был знак свыше, не иначе. Я слишком заигралась в любовь, слишком заигралась в жену рядом с чужим мужем. И хотя леди Милисент ещё не была графу настоящей женой, её призрак маячил за его плечами.
– Бланш!.. – окликнул меня Ален, но я уже бежала к кухне, ругая себя за допущенную слабость.
Граф де Конмор уехал через полчаса, в сопровождении Пепе. Я вышла проводить, и Пепе, повинуясь взгляду своего хозяина, поспешно удалился, сказав, что ему надо проверить, готовы ли кони.
– Бланш, – Ален взял меня за плечо, привлекая к себе. – Это досадная задержка. Я не могу не поехать к королю. Но я вернусь и…
Осторожно высвободившись из-под его руки, я отошла на два шага и сказала:
– Выполняйте свои обязанности, милорд, и не думайте больше ни о чем. Я виновата перед вами, я попыталась отвлечь вас от наказания Гюнебрет, и мне это удалось. И теперь я настаиваю, чтобы вы не сердились на дочь. Всего лишь недоразумение – это не стоит ссоры между отцом и дочерью…
– Ты что там лопочешь? – спросил он подозрительно.
– Я о том, – тут я заставила себя посмотреть ему прямо в глаза, – что мне очень жаль, что я заставила вас позабыть о нашем договоре. Но теперь, когда и вы, и я пришли в себя и действуем разумно, как и подобает просвещённым и цивилизованным людям, давайте не будем больше совершать безумств и даже мечтать о них. Это неправильно.
– Неправильно? Ты сказала – неправильно? Я не ослышался? Значит, там, в комнате…
– Всё ошибка, – сказала я очень спокойно. – И для вас, и для меня будет лучше, если мы ограничим наши отношения договором. Будем добрыми друзьями, Ален.
– Добрыми друзьями?! – несколько секунд граф смотрел на меня, будто хотел испепелить взглядом. – С тобой можно спятить и не заметить, – он пинком открыл дверь и вышел, а я осталась одна.
Граф вернулся только к следующей ночи, очень поздно, когда слуги уже легли спать. Я стояла у окна в рубашке и наброшенном сверху халате, и смотрела на дорогу, время от времени дыша на стекло, чтобы растопить «глазок». Увидев сани, я поспешила вниз, чтобы встретить мужа у порога, когда он войдет. Пепе отправился устраивать на ночь лошадей, а де Конмор скинул сапоги, и я помогла ему надеть домашние туфли. Он улыбнулся – устало, немного печально.
– Не хочу ни есть, ни мыться, – сказал он, предупреждая мои слова. – Дай ключ.
Но я только покачала головой:
– Вам он больше не понадобится, милорд.
– Что это значит? – он посмотрел на меня, словно определяя, не сошла ли я с ума.
– Тайная комната вам больше не понадобится, потому что я сожгла всю отраву, которой вас снабдил Сильвани, – сказала я четко и раздельно.
– Что?!
– Я всё сожгла, – повторила я, протягивая ему ненужный теперь ключ, не хранивший больше страшную тайну.
Граф выхватил его и помчался к хрустальному окну.
Я поспешила следом, но не догнала. Когда я прибежала к потайной комнате, дверь была распахнута, а граф в бешенстве метался от стены к стене, пиная пустую шкатулку.
– Ты и правда всё сожгла?! – заорал он, увидев меня.
– До последней крошки, – заверила я его.
– Да ты знаешь, что это было самое редкое лекарство на свете?!
– Я сожгла и запасы Сильвани. Теперь вам негде добыть ещё этого яда.
Последовала долгая пауза, после чего граф заговорил ледяным тоном:
– Мало того, что ты довела меня до края, как мальчишку, а потом заявила, что мы – всего лишь друзья, мало того, что залезла в мою комнату, нарушив мой приказ, так ты ещё посчитала, что вправе решать за меня! Не слишком ли? Я тебя прихлопну, назойливая муха.
В тот момент он выглядел страшно – чёрный, косматый, с бешено сверкающими глазами. Он двинулся ко мне, и самое правильное было бы убежать, но я не сделала ни шага.
– Когда ты перестанешь совать нос в чужие дела? – спросил граф и взял меня левой рукой за горло.