Навстречу нам попался отряд королевских гвардейцев, и добрые сэры не оставили нас без внимания, раскланявшись с нами (не сходя с коней), и припомнили строки любовной баллады, в которой говорилось, что бретонские девушки подобны цветам, но они лучше цветов, потому что зимой расцветают еще ярче.
Гюнебрет, которой подобная галантность, очевидно, была в новинку, смотрела на меня с таким ужасом, словно ей предстояло одной идти на медведя. Хотя я была уверена, что перед медведем она спасовала бы меньше.
– Сейчас ты будешь часто слышать подобные слова, – посчитала я нужным сделать ей внушение, когда гвардейцы удалились, и поймала себя на мысли, что повторяю слова своей матушки. – Потому что мужчины увидят в тебе девушку, невесту. Не всегда эти слова будут искренними – будь к этому готова. Ты очень богатая невеста, и многие мужчины будут сражаться между собой, чтобы назвать тебя своей. Надо понять, кто будет сражаться за тебя, а кто – за твоё приданое. И тут главное – не ошибиться. Но я уверена, что твой отец не ошибется, – успокоила я Гюнебрет, когда она запаниковала ещё больше. – И не надо так бояться. Город и люди не страшнее диких зверей. Ты ведь не боишься, когда охотишься?
Гюнебрет покачала головой.
– Вот и здесь – та же охота, – я улыбнулась, чтобы мои слова не прозвучали слишком зловеще. – Только без арбалетов и луков. И никому не позволяй называть себя Вамбри. Ты – Гюнебрет де Конмор! У тебя такое красивое и древнее имя!
Она вдруг отложила очередную конфету и зарылась в накидку по самый нос. Я подумала, что перестаралась со нравоучениями, поэтому замолчала и сделала вид, что увлечена городом, рассматривая дома, лавки и памятники.
Когда мы выехали за город, рука Гюнебрет вдруг нашла мою руку под медвежьей шкурой и крепко пожала.
– Я не хотела убивать тебя, – пробормотала девушка, готовясь снова разреветься. – Не знаю, что тогда на меня нашло. И я чуть с ума не сошла, когда ты подарила мне кинжал. Как будто обо всём догадалась…
– Всё забыто, не плачь, – утешила я её, ответив на рукопожатие. – Я прекрасно тебя понимаю. Кто знает, как бы я поступила на твоем месте.
Мы так и ехали в Конмор, держась за руки. Мордашка Гюнебрет выражала умиротворение и довольство, а у меня на сердце было неспокойно. Кто знает, как сложится её жизнь с новой женой отца? Оставалось лишь надеяться, что леди Милисент будет добра к падчерице. Возможно, мне удастся поговорить с ней, чтобы объяснить, как вести себя с дочерью графа? Да, поговорить. Обязательно. А она должна всё понять. Ведь вряд ли Ален выбрал бы себе в жены женщину, неспособную к пониманию. Наверняка, дама его сердца так же добродетельна, как и красива.
Гюнебрет уплетала конфеты, посматривая по сторонам, а я почувствовала, что зимние картины меня совсем не радуют. Красивая и добродетельная будущая графиня де Конмор лишила меня радости, даже не зная об этом.
Граф де Конмор вернулся поздно ночью, но я не ложилась спать, чтобы встретить его. Графа опять ждали массаж и горячая ванна, и он ничего не имел против.
– Говорил с Чендлеем, – рассказывал мне Ален, пока я массировала ему спину. – Вроде и умный, а вроде и не совсем. Отправил бочки с сидром к королевскому двору и в охрану поставил только четырёх человек.
– И что же? – спросила я, хотя королевские бочки были где-то за гранью моего мира.
– До столицы доехали лишь пятьдесят, – фыркнул граф. – Из восьмидесяти семи.
Я тактично промолчала, понимая, что он не просит у меня совета, а только хочет выговориться.
– Сказал, чтобы возместил убыток, а он начал петь, что ему не хватает денег на житьё, где уж там оплачивать королевский сидр! – он уткнулся лицом в перину и замолчал, пока я массировала его шею.
Прошло несколько минут, прежде чем граф снова заговорил:
– Как съездили в ле-Анже?
– Все прекрасно, милорд, – коротко отчиталась я. – Только боюсь, мы разорили вас еще больше, чем вы лорда Чендлея.
– Я у него ни монеты не потребовал, – грубо ответил граф. – Заплатил сам и пообещал ему голову оторвать, если подобное повторится.
– Вы очень добры, – подтвердила я.
– Боже, какие у тебя волшебные пальчики, – простонал он, когда я начала массировать ему шею и затылок.
– Милорд, вас массирует вовсе не бог, а грешница Бланш, – пошутила я.
– Язвочка Бланш, – поправил он меня, и по голосу я поняла, что он улыбается. – Значит, Вамбри понравилось?
– Гюнебрет, – поправила я его. – Да, она в восторге от поездки. И нам бы хотелось попросить вас кое о чем…
– У тебя с ней не было хлопот? – спросил он. – После того, что эта девчонка устроила, я убить был её готов.
– Не надо так переживать за меня, через год ваша дочь обо мне и не вспомнит. Но вы правы, недоразумения между нами выяснены. И мы хотели бы попросить у вас разрешения устроить прием на Двенадцатую ночь…