Карт-Бланш для Синей Бороды

– Гюнебрет, милая, – я встала за ней и дотронулась до её плеча, желая утешить, но она скинула мою руку, и я предусмотрительно отступила. – Почему ты всех ненавидишь? И меня… Я ведь ничего тебе не сделала…

– Сделала! – закричала она ещё громче, теперь глядя на меня в зеркало. – Ты отобрала у меня отца! Он никогда так ни к кому не относился! Всё время спрашивает о тебе! Где Бланш? Как вы поладили? Что сказала Бланш по этому поводу? А по тому? Меня тошнит от одного твоего вида! Ты считаешь, если красивая, то можешь воровать чужих отцов?! И сейчас хочешь устроить прием? Чтобы выставить меня перед всеми посмешищем? Отец меня прячет, а ты решила поразвлечься?!

– Всё не так… – попыталась переубедить ее я, хотя от ее слов сладко дрогнуло сердце.

Неужели и правда?..

Но с собственными переживаниями пришлось повременить, потому что Вамбри снова залилась слезами и выпалила:

– Ненавижу тебя!

Поколебавшись, я коснулась ладонью ее макушки. Гюнебрет свирепо дернулась, но когда я погладила её по голове снова, уже не стала противиться.

– Ты несправедлива к отцу, – сказала я мягко. – Он всё равно любит тебя больше всех. Неважно, кто рядом с ним, жёны приходят и… уходят. А ты всё равно останешься его дочерью. Навсегда…

Она заплакала ещё горше, но огрызаться не стала. Я осмелела и обняла её, прижавшись к черной лохматой макушке щекой.

– Успокаивайся, умывайся, и мы поедем за нарядами. Ты смуглая, тебе очень пойдет яркий розовый цвет. В розовом будешь выглядеть, как цветок.

– Не буду! – она вырвалась из моих объятий и пнула скамеечку для ног, да так, что скамеечка ударилась о стену.

Швыряться мебелью у Конморов, похоже, было семейной чертой. Я подумала, что будет, если падчерица швырнет эту скамеечку мне в голову.

– Не буду, как цветок! – вопила Гюнебрет, размазывая слезы по бледному лицу. Нос её покраснел и распух, и сама она напоминала взъерошенного птенца – ещё не оперившегося, но уже выброшенного из гнезда в полет. – Что толку наряжаться?! Я некрасивая! Об этом все говорят! Даже на охоте, когда я бью больше всех дичи, королевой выбирают какую-нибудь красотку, вроде тебя!.. И танцевать я не умею!..

– Танцевать! – всплеснула руками. – Да я обучу тебя этому в два счета! Ты научишься очень быстро, поверь мне. Я ведь видела, как ты убегала, когда забросала меня снежками у пруда. Не всякая красотка может двигаться с такой грацией. Научишься танцевать, и на балу затмишь всех.

Она замолчала, глядя на меня недоверчиво, приоткрыв рот. Я протянула ей руку, и Гюнебрет, поколебавшись немного, приняла её.

– Садись, расчешу тебе волосы, – я усадила её перед зеркалом и взяла гребень. – Знаешь, – начала я, расчесывая черные жёсткие пряди, – я тоже очень долго считала себя дурнушкой…

– Ты?! – фыркнула Гюнебрет.

– Просто мои старшие сестры очень красивы. Они высокие, белокурые, у Констанцы синие глаза, а у Анны прелестные ямочки на щеках. Представляешь меня рядом с ними? Маленькую, чёрную. Матушка долго убеждала меня, что каждый человек красив по-своему, но я ей не верила. Потому что о моей красоте говорила только она.

– Ты красивая, – буркнула дочь графа.

– Нет, не красивая – милая, – возразила я. – Но разве это плохо? Ты тоже милая. Надо только показать людям твою миловидность, а не прятать её.

Гюнебрет с сомнением посмотрела на себя в зеркало, словно примеривая мои слова к себе и раздумывая – говорю ли я правду. Но спорить она не стала, и когда моя падчерица была причесана и умыта, мы отыскали более-менее приличную одежду, в которой можно было появиться в городе. Всё это время я болтала, убеждая девушку, что некрасивых людей не бывает:

– Взять хотя бы твоего отца. Он похож на тролля, не правда ли? Но разве ты думаешь об этом, когда смотришь на него? Нет, вовсе нет. Он благороден, учтив, он статен и силён, и у него очень красивые глаза. Смотришь в них – и улетаешь в другой мир. У тебя его глаза, Гюнебрет. Такие же пронзительные, прозрачные. Однажды мужчина посмотрит в них – и улетит в мир твоей души, в мир твоего сердца.

Ах, как билось мое собственное сердце, когда я произносила эти слова…

Заказывая мебель и обои для графского замка, я уже посещала ле-Анже, и торговцы знали меня. Гюнебрет же была в новинку, и невозможно передать словами, что выразили лица модисток из швейного квартала, когда я почти затолкала её в лавку мадам Левелье.

Сама хозяйка лавки вышла нам, чтобы поприветствовать миледи графиню и… «милую девушку». Гюнебрет готова была провалиться сквозь землю, но я ничуть не смутилась.

– Мадам Левелье, – сказала я твёрдо, – нам надо превратить эту милую девушку в красивую. Нас интересуют дюжина домашних платьев, платье для прогулок с накидками и муфтами, пять нарядных платьев и одно – для торжественного вечера, чтобы все посмотрели и ахнули.

– Такой большой заказ… – пробормотала хозяйка, скользя изумленным взглядом по фигуре Гюнебрет.