Выпад был лишен деликатности, и я предупредительно сжала руку своей падчерицы, потому что Гюнебрет воинственно выпятила нижнюю губу, готовясь ринуться в бой.
– Это дочь милорда де Конмора, – с улыбкой поправила я Аларию, – но так мило с вашей стороны, что вы волнуетесь о моём добром самочувствии.
– Как же может быть иначе, дорогая Бланш? – пропела в ответ Алария. – Весь город молится о вашем добром здравии…
– Очень великодушно, – вставила я.
– …чтобы вы не повторили злую судьбу прежних семи леди де Конмор, – закончила Алария с самым невиннейшим видом.
Леди Рене испуганно подтолкнула её локтем, и красавица поспешила исправить оплошность, которую допустила:
– О! Я ни в коем случае не имела ничего плохого в мыслях! Просто доброе пожелание, ничего больше!
– Слухи о семи женах милорда де Конмора весьма преувеличены, – сказала я спокойно. – Мне жаль, что вы озвучиваете… непроверенные слухи, дорогая Алария.
– Конечно, вам-то обо всём известно из первых уст, – промурлыкала Алария. – Мы возьмем леденцы, любезный Маффино. Лакричные, пожалуйста. И еще засахаренных орешков.
Мы вышли из лавки одновременно, раскланялись на прощанье и разошлись в разные стороны.
– Она мерзкая! – выпалила Гюнебрет, когда мы отошли шагов на двадцать.
– Она глупая, – сказала я. – Никогда не показывай, что чужие слова чем-то тебя задели. Люди поймут, где ты уязвима и будут бить именно по больному месту.
– Поняла, – кивнула дочь графа. – Это как на охоте – если покажешь зверю, что боишься – он нападет сразу, даже если меньше тебя…
Я смотрела вперёд и несла перед собой корзину, обхватив ее двумя руками, и в какой-то момент потеряла Гюнебрет из виду – всего на долю секунды, но сзади вдруг раздался глухой стук, а затем вопль.
Испуганно оглянувшись, я увидела, что шагах в двадцати от нас барахтается в снегу леди Алария, а ее подруги хлопочут вокруг, пытаясь поднять. Капюшон свалился Аларии на лицо, и был весь запорошен снегом… как от удара крепким снежком. Я посмотрела на Гюнебрет – та невозмутимо стряхивала с перчаток крупинки снега.
– Что? – спросила она меня, вскинув брови совсем как ее отец.
– Вобще-то, юным леди не подобает так себя вести, – сказала я, с трудом удерживаясь от смеха.
– Да это просто с руки сорвалось, – тут же ответила Гюнебрет, тараща глаза, – клянусь-клянусь! Я здесь ни при чем!
– Ты невозможна, – поругала её, прилагая все усилия, чтобы не расхохотаться.
Граф ждал нас на площади, и вышел из саней, глядя, как мы приближаемся. Один из сопровождавших нас слуг принял у меня корзинку со сладостями, и Ален подал мне руку, чтобы помочь сесть в сани, но в это время к нам подошел старик – я видела его много раз, он торговал овощами и зеленью вразнос, и летом я часто покупала у него петрушку и мяту. Обычно он не торговал зимой, но в этот раз тащил за собой тележку, на которой сиротливо стоял плетеный короб.
– Не купите ли сушеный шпинат, миледи? – спросил старик.
– Нет, благодарю… – ответила я с улыбкой, но повернула голову и увидела глаза торговца – покрасневшие, тоскливые, и запнулась.
Нашарив рукой кошелек, я вспомнила, что у меня не осталось ни монетки – кроме покупок я оплатила господину Маффино и задаток.
Гюнебрет не стала дожидаться и запрыгнула в сани, сразу запустив руку в корзину со сладостями. Мне надо было сказать, что сушеный шпинат мне без надобности и следом за падчерицей сесть на скамью, застланную пуховой периной, тем более что Ален держал меня за руку, поглаживая мои пальцы слишком уж нежно. Но что-то удержало меня.
– Милорд, – обратилась я к графу. – Одолжите мне немного, я хочу купить этот шпинат…
– Зачем? – спросил он. – Я закажу тебе свежий, из королевской оранжереи.
– Милорд, – почти шёпотом попросила я, – прошу, купите
Больше ничего не говоря, он достал из поясного кошелька два золотых и протянул старику. Тот подхватил монеты и стал благодарить, но граф не слушал его благодарностей. Короб со шпинатом перекочевал на запятки саней, мы уселись, укрывшись потеплее, и кони дружно тронулись по направлению к воротам из Ренна.
До замка мы добрались уже в сумерках, и Гюнебрет то и дело клевала носом. Нас встретила Барбетта, помогла снять накидку Гюнебрет и повела её в комнату, где уже был затоплен камин, и ждали чашки с чаем и мясными пирожками. Я хотела пойти следом, но Ален придержал меня, явно желая что-то сказать.
– Объясни, для чего ты купила столько сушёного шпината? – спросил он, говоря слишком уж тихо, и наклоняясь слишком уж близко ко мне.
– Не знаю, – смущённо засмеялась я, глядя в сторону. – Примите это, как каприз.
– Ты пожалела того старика? Он был так благодарен, что чуть не потерял шапку, кланяясь тебе.
– Ему следовало кланяться вам, милорд. Это ведь вы заплатили ему столь щедро.
– Потому что ты меня попросила.
– Вы поступили очень милосердно, – сказала я искренне.
– Как же я могу быть другим, если ты так мило просишь? – спросил он, вдруг взяв меня за подбородок. – Посмотри-ка в мои глаза, Бланш…
Я непонимающе вскинула на него взгляд.
Лицо его было близко – обветренное, обожженное солнцем, но такое притягательное для меня.