Ответа не последовало, и Кой пожал плечами. До своего «рено», припаркованного на набережной, они шли вдоль пристаней. Лучи клонившегося к горизонту солнца пробивали облака, висевшие над островом Альхесирас, и окрашивали в красноватые тона отвесную стену Пеньон, высвечивая старые капониры. Две дряхлые, давно вышедшие в отставку контрабандистские барки, выкрашенные черной и синей, давно уже вспузырившейся краской, догнивали среди ржавых моторов и пустых канистр. Чем ближе Кой и Танжер подходили к стоянке, тем слышнее становились шумы города. В будке скучающий таможенник смотрел телевизор. К пограничному пункту для переезда на испанскую территорию выстроилась длинная очередь автомобилей.
На сей раз за руль села Танжер. Положив сумку на колени, она аккуратно, уверенно и без спешки вела машину к ротонде на Трафальгарском кладбище по улице позади бастионов над заливом. За все это время она не произнесла ни слова. Остановила машину, поставила на тормоз, посмотрела на часы и выключила мотор.
– Какой у нас план действий? – спросил Кой.
– Нет никакого плана, – ответила она.
Они поднимутся на смотровую площадку и выслушают то, что скажет им Нино Палермо. Именно так, и никак иначе, потом оставят машину на стоянке, отдадут ключи на хранение в прокатную фирму и выйдут в море, как и предполагали.
– А если осложнения?
Кой думал об Орасио Кискоросе и арабе. Палермо не таков, чтобы сделать какое-то предложение, услышать в ответ «там видно будет» и этим удовлетвориться. Такая мысль посетила Коя перед тем, как они сошли с «Карпанты», и он взял хорошо наточенный морской нож «Вичард» с острыми зазубринами у основания лезвия, которым Пилото в случае необходимости резал снасти. Сидя в машине, он чувствовал, как нож в заднем кармане вдавливается в правую ягодицу. Конечно, не бог весть какое оружие, но все-таки лучше, чем ходить на такого рода светские рауты с голыми руками.
– Думаю, никаких осложнений не будет, – ответила она.
Танжер взглянула на закрытые ворота кладбища. Днем, после обеда, они поездили по городу и зашли на кладбище; Танжер довольно долго стояла перед надгробием капитана морской пехоты Томаса Нормана, который скончался 6 декабря 1805 года от ран, полученных на борту «Марса» в Трафальгарской битве. Потом они поднялись на смотровую площадку, чтобы увидеть место, где вечером должны будут встретиться с Нино Палермо. Кой по-прежнему наблюдал за ней, когда они шли мимо полуразрушенных бетонных капониров, где прежде стояли пушки. Танжер очень внимательно осматривала все – шоссе, по которому они подъедут на встречу, – дальше оно поднималось к тоннелям Великой Осады, где были установлены первые в истории орудия, которые стреляли вниз, – военные бараки, побеленные и пустые, британский флаг над Кастильо-Моро, перешеек с аэропортом, просторный пляж Атунара, уходивший на северо-восток, на испанскую территорию. Она изучала местность, как командир перед боем, и Кой заметил, что и сам оценивает возможные преимущества и опасности, будто изучает карты и лоции перед ночной высадкой на берег.
– Ты не вмешиваешься, что бы ни происходило, – сказала Танжер.
Она не снимала рук с руля и по-прежнему смотрела на ворота кладбища. «Легко сказать», – подумал Кой. Но вслух ничего не произнес. Он чуть было не попросил Пилото поехать с ними. Все-таки трое лучше, чем двое. Чем он и она. Но ему не хотелось слишком усложнять жизнь другу. Во всяком случае, пока.
Танжер опять взглянула на часы. Потом открыла сумку и достала пачку «Плейерс». После Мадрида он ни разу не видел, чтобы она курила, и, наверное, это была та же пачка, потому что в ней оставалось всего четыре штуки. Она прикурила от автомобильной зажигалки и теперь медленно затягивалась, надолго задерживая дым в легких.
– Ты уверена, что поступаешь правильно?
Она молча кивнула. На часах минутная стрелка переползла с восьми сорока пяти на восемь пятьдесят. Сигарета догорела чуть ли не до ее коротких ногтей. Танжер опустила стекло и выбросила окурок.
– Пошли.