И отвернулась к монитору «Патфайндера», давая понять, что вопрос решен. Кой оторвался от карты и встретился взглядом с Пилото. Свинцово-серые глаза друга говорили: «Давай сам. Тебе решать». И смотрели они так насмешливо, что Кой отвернулся и быстро ретировался под тем предлогом, что ему нужно снова подняться на палубу. Там он вгляделся в небо, в даль – туда, где летели легкие облака из тонких отдельных волосков, как хвост белой кобылицы. «Хорошо бы и вправду начался шторм, – думал Кой, – пусть поднимется волна, пусть задует страшный левантинец, и тогда нам придется убираться отсюда на всех парусах, а у нее, верно, биодрамина уже не осталось, и я наконец-то увижу, как она блюет через борт. Чертовка».
Его пожелания сбылись – по крайней мере, отчасти. Биодрамин у Танжер не кончился, однако на следующее утро, на самой заре, солнце едва прорывалось сквозь красноватые облака, которые позже грозно почернели, ветер перешел на зюйд-ост и закручивал белые барашки на волнах. К полудню качка стала весьма ощутимой, давление опустилось еще на пять миллибар, анемометр показывал шесть баллов. Предварительно отметив со всевозможной тщательностью последние координаты на расчерченной квадратами карте – полоса 56, – «Карпанта», со взятым одним рифом на гроте и марселе, шла курсом на Агилас.
Кой отключил авторулевого и перешел на ручное управление; стрелка компаса показывала на зюйд-зюйд-вест, на горизонте – там, где было уж совсем серо, – вырисовывалась громада мыса Копе. Кой расставил ноги – так устойчивее при бортовой качке; через рукоятки штурвального колеса он ощущал давление воды на руль и ветра на паруса «Карпанты», которая иногда глубоко уходила носом в провалы между волнами. Анемометр в нактоузе показывал, что скорость ветра – 22–24 узла. Иногда гребень волны поднимался над кормой, и тогда вода заливала кокпит, а пена стекала по лобовому стеклу. Пахло солью и морем, и ветер свистел в такелаже, на каждой следующей рее – октавой выше, под перезвон фалов при каждом крене.
Было совершенно ясно, что Танжер никакой биодрамин уже не нужен. Она, в красном непромокаемом комбинезоне, который одолжил ей Пилото, сидела на бортике кокпита с наветренной стороны, спустив ноги на палубу, и, похоже, наслаждалась плаванием. К большому изумлению Коя, она не выказала неудовольствия, когда им пришлось прекратить поиски; за последние дни она словно бы привыкла к изменчивости моря, начала обретать тот фатализм, которым проникаются все моряки. В море то, чего быть не может, не может быть и вообще невозможно. Сейчас, сидя на бортике, спустив широкие лямки комбинезона, в майке, босая, с повязанным на лбу платком, она выглядела совершенно потрясающе, и Кой с трудом отвел от нее взгляд, чтобы посмотреть все-таки на компас и на паруса. Укрывшись от ветра в кокпите, Пилото спокойно курил. Иногда, засмотревшись на Танжер, Кой чувствовал устремленный на него взгляд друга. «Ну чего ты от меня хочешь, – безмолвно отвечал ему Кой. – Все происходит так, как происходит, а не так, как кому-то хотелось бы».
Анемометр показывал шесть баллов, порыв ветра заставил Коя покрепче ухватиться за рулевое колесо. Уже семь баллов. Немало, но и не слишком много. На «Карпанте» они с Пилото попадали и в девятибалльные штормы, с ветром в 46 узлов, который дико завывал в такелаже, и шестиметровыми короткими быстрыми волнами, как в тот раз, когда у них снесло фок и они двадцать миль шли с убранными парусами, на одном моторе; тогда они точно, пройдя всего в пятистах метрах от скал, вписались во вход в порт Картахены; а когда пришвартовались и сошли на берег, Пилото со всей серьезностью опустился на колени и поцеловал землю. По сравнению с этим семь баллов, конечно, не так много. Но стоило Кою взглянуть вверх, на серое небо над качкой мачтой, он видел высокие перистые облака – они мчались слева наперерез линии ветра, который дул ниже, на уровне моря, а на восток вытягивалась вполне уже оформившаяся гряда низких темных туч более чем угрожающего вида. Очень скоро поднимется левантинец. А потому, решил Кой, расслабляться никак нельзя.
– Я возьму второй риф, Пилото.
Кой сказал это, заметив, что Пилото смотрит на грот и, конечно, думает то же самое. Но хозяином тут был Пилото, и такого рода решения мог принимать только он, а потому Кой ждал; Пилото кивнул, вынул изо рта сигарету, бросил ее в море на подветренную сторону и поднялся на ноги. Они завели мотор, чтобы поставить «Карпанту» кормой к волне и ветру; две трети площади грота полнились ветром, остальное было намотано на гик. Теперь штурвал взяла Танжер. В эту минуту гребень большой волны захлестнул палубу, обдав Коя со спины, и он одним прыжком очутился в кокпите, рядом с Танжер. Их тела соприкоснулись при очередном крене, и, чтобы не упасть, ему пришлось схватиться за штурвал, как бы невольно заключив ее в объятия.
– Можешь понемногу приводиться к ветру, – сказал он.