Карта небесной сферы, или Тайный меридиан

Танжер искоса разглядывала мулатку.

– Негритянок?

Он залпом отпил полстакана вина. И с громким стуком поставил стакан на стол.

– Да. Были негритянки. И китаянки. И метиски… Как говорил Торпедист Тукуман, в проститутках хорошо то, что им нужны деньги, а не разговоры.

Танжер, судя по всему, не рассердилась. Она снова взглянула на певицу. Потом задумчиво улыбнулась, и Кой не обнаружил в этой улыбке ничего приятного для себя.

– А какие они – негритянки?

Теперь Танжер разглядывала его сильные руки – Кой был в рубашке с закатанными рукавами. Он тоже несколько мгновений смотрел на нее, потом откинулся на спинку стула, лихорадочно придумывая подходящую грубость.

– Даже и не знаю, что тебе сказать. Ну, к примеру, у некоторых клитор – розовый.

Танжер захлопала глазами, рот у нее приоткрылся. На секунду он почувствовал извращенное удовольствие. Ага, допрыгалась! Но взгляд ее по-прежнему невозмутим – металл темно-синего цвета, в котором отражалось пламя свечи, – и гримаска на лице – ироническая.

– Зачем ты представляешься грубым хамом?

– А я такой и есть. – Он допил все, что оставалось в стакане, и пожал плечами. – Человек может быть и грубым, и хамом и вдобавок – последним кретином… На твоем этом острове все сочетается со всем…

– А ты уже решил, кто я – рыцарь или оруженосец?

Он задумался, вертя в руке пустой стакан.

– Ты чертова ведьма.

Это было не оскорбление, а просто констатация факта, совершенно объективного и очевидного. И женщина приняла ее, не переменившись в лице. Она смотрела на него так пристально, что в конце концов Кой подумал: а на него ли она смотрит?

– Кто это – Торпедист Тукуман?

– Его уже нет.

– Кто был Торпедист Тукуман?

«О господи, – подумал Кой. – Выдержанная. Умная. Дьявольски умная». Он снова положил руки на стол, посмеиваясь чуть ли не про себя. Горьким смехом, который развеял его злость, как ветер разгоняет облака. Посмотрев на нее, он опять увидел ее глаза, но выражение их изменилось. Она тоже улыбалась, однако без малейшего сарказма. Это была искренняя улыбка. Я вовсе не хотела тебя обидеть, моряк. И в глубине души он понимал: так оно и есть, она не хотела его обидеть. Он попросил официантку принести ему голубого джина и сделал вид, будто вспоминает – ему самому на память сразу же пришел мультяшный Попай, который сидит с рюмкой и воскрешает в памяти былые приключения, вспоминает ночи с Олив Ойл и так далее. И поскольку Танжер хотела услышать что-то в этом роде и спокойно ждала, а ему не нужно было ничего изобретать – все было у него в памяти, – он без малейшего усилия увидел самого себя, персонажа из мультика, который дергается на ниточке голубого джина, сбегающего струйкой в глотку. И он начал рассказывать про Торпедиста Тукумана, про «экипаж Сандерса», про железную лошадку, которую они украли с карусели в Новом Орлеане, про бар «У Аниты» в Гуайакиле и «Счастливчика Лэндерса» в Кальао, про самый южный бордель в мире – бар «Ла Турка» в Ушуайе на Огненной Земле. И про драку в Копенгагене, и про схватку с полицейскими в Триесте, когда Торпедист и галисиец Ньейра опять сломали челюсть жандарму, а потом дали деру, подхватив Коя под мышки, так что он перебирал ногами в воздухе, но до судна они все-таки добрались в целости и сохранности. И еще он рассказал Танжер – а она ловила каждое его слово, вся подавшись вперед над столом, – про самую фантастическую драку, подобной которой никогда на свете не бывало: в Роттердаме буксир развозил моряков и докеров по судам и пирсам, и все они смирно сидели на длинных банках, но вдруг перепившийся голландский докер свалился на Торпедиста Тукумана, и драка вспыхнула, как пороховая бочка. «Вива Сапата!» – орал галисиец Ньейра, и восемь десятков сильно нагрузившихся спиртным мужчин, раздавая кулачные удары, свалились в трюм, Кой выбрался на палубу глотнуть воздуха, Торпедист Тукуман изредка высовывался из люка и отправлялся назад, в гущу сражения. А закончилось все так: буксир доставлял изукрашенных синяками и ссадинами моряков и докеров в совершенно бессознательном состоянии, от них на милю разило перегаром, – доставлял точно, куда полагается, на судно или пирс, где и выгружал соответствующие тела, словно тюки с тряпьем. Так развозят пиццу, заказанную по телефону.

– Как пиццу, – повторил Кой. И умолк. На губах его блуждала улыбка; Танжер притихла, почти не дыша, – точно боялась разрушить карточный домик.

– Но что же изменилось, Кой?

– Всё. – Улыбка исчезла с его лица, он сделал глоток, и ароматный голубой джин прокатился по языку. – Теперь уже нет путешествий, потому что практически не осталось настоящих кораблей. Сейчас корабль – все равно что самолет, и не ты путешествуешь, а тебя переправляют из пункта А в пункт Б.

– А раньше что, было по-другому?

– Конечно. Раньше в путешествии было возможно одиночество, человек находился между пунктом А и пунктом Б, зависал в этом промежутке, и промежуток этот был долгим… Он путешествовал налегке, и его не заботило то, что он оставлял позади…

– Но море же остается морем. В нем по-прежнему есть тайны и опасности.