Прошло много-много времени, но было еще темно, и по палубе стучал дождь, когда Танжер повернулась на бок и зарылась лицом в ямку на его плече, положив руку ему между бедер. Полусонный, он чувствовал, как прижималось к нему обнаженное тело, чувствовал горячую руку там, где была его плоть, отдавшая все, что могла, еще влажная, еще пахнувшая ею. Они оказались единым целым, словно всю предыдущую жизнь каждый только и делал, что искал другого. «Как хорошо чувствовать, что тебя хотят, а не только терпят, – думал Кой. – Как прекрасно это внезапное инстинктивное соитие, и не нужны слова о том, что и так неизбежно». Оба прошли свою часть пути навстречу – и никакого ложного стыда. Оба угадывали призывное «иди ко мне», вслух не произнесенное; оба страдали от закрытости, тесноты, невыявленности; его естественность этой ночью походила на жестокость – и не нужны были им предлоги и оправдания. Никаких счетов, недоразумений, условий. Прекрасно, что в конце концов все произошло так, как и должно было произойти.
– Если со мной что-нибудь случится, – вдруг сказала она, – не дай мне умереть в одиночестве.
Она не шевелилась, глаза устремлены в темноту. Почему-то шум дождя вдруг показался отвратительным. Его счастливую дремоту как рукой сняло, все снова стало горько-сладким. Он чувствовал ее дыхание на своем плече – редкое и горячее.
– Не говори об этом, – шепотом попросил он.
Танжер тряхнула головой и очень серьезно сказала:
– Я боюсь умереть в темноте и одиночестве.
– Этого и не будет.
– Только так и бывает.
Недвижная рука лежала между его бедрами, лицом она уткнулась ему в плечо, и, когда она шептала, губы ее касались его кожи. Ему стало холодно. Кой повернул голову, зарылся в ее мокрые волосы. Лица ее он не видел, но знал, что сейчас оно такое же, как на фотографии в рамочке. Теперь он был уверен, что у всех женщин когда-нибудь бывает такое лицо.
– Ты жива, – сказал он. – Я чувствую твое сердце. У тебя есть тело, по жилам бежит кровь. Ты красивая, ты живая.
– Настанет день, и меня здесь не будет.
– Но сейчас-то ты здесь.
Она шевельнулась, чуть-чуть приподнялась, и он почувствовал, как шевелятся ее губы у самого его уха.
– Поклянись… что не оставишь меня… умирать в одиночестве.
Танжер произнесла это совсем шепотом и очень медленно. Кой на мгновение замер с закрытыми глазами. Он слушал дождь. Потом кивнул:
– Я не оставлю тебя умирать в одиночестве.
– Поклянись.
– Клянусь.
Обнаженное женское тело оказалось на нем, раздвинутые бедра обхватили его ноги, он почувствовал ее груди, ее ищущие губы. И вдруг большая горячая слеза упала ему на щеку. Сбитый с толку, он открыл глаза и увидел лицо, словно всплывшее из мира призраков. Кой ошалело целовал приоткрытые влажные губы, и опять в рот ему изливалась легкая, как вздох, долгая, мучительная жалоба раненой самки.
XIII. Маэстро картографии
Не худшее есть свершить ошибку из-за коварности моря. Хуже прочего ошибки, свершенные из-за неверных документов, коими пользуются.
«Деи Глории» там не было. Кой все больше и больше убеждался в этом, глядя на пройденные квадраты расчерченной ими карты, где так ничего и не обнаружилось. «Патфайндер» почти уже обследовал намеченные две квадратные мили дна на глубинах от шестидесяти до двадцати метров, где, по их расчетам, должен был находиться затонувший корабль. Шли дни, все более жаркие и безветренные, «Карпанта» под урчание мотора на двух узлах двигалась по гладкой и блестящей, как зеркало, воде, то на норд, то на зюйд; с геометрической точностью, постоянно сверяясь по спутнику, локатор сканировал поверхность дна, а Танжер, Кой и Пилото, взмокшие от пота, по очереди сидели перед жидкокристаллическим экраном локатора. На этом экране с удручающей монотонностью сменяли друг друга бледно-оранжевый, темно-оранжевый, светло-красный и темно-красный цвета – ил, песок, водоросли, камни. Они прошли шестьдесят семь из намеченных семидесяти четырех полос, четырнадцать раз спускались на дно, чтобы проверить не совсем обычные сигналы, но ни малейшего следа затонувшего судна обнаружить не удалось. Чем ближе к концу, тем слабее надежда. Вслух окончательного приговора никто еще не произнес, но Кой и Пилото обменивались долгими взглядами, а Танжер, застыв у экрана локатора, становилась все резче и молчаливее. В воздухе висело слово «провал».