Карта небесной сферы, или Тайный меридиан

И вдруг он с удивлением увидел: она по-настоящему испугана, ее просто трясет от страха. Дрожали полуоткрытые губы, дрожь пробегала по плечам и рукам. Это он заметил в белом луче маяка, который в эту секунду скользнул по ним. Он увидел все сразу, в одно-единственное мгновение; в следующей вспышке стало видно, что мелкая теплая морось превратилась в настоящий ливень; дождь стекал по ее волосам, по лицу, промочил облепившую тело блузку, и когда Кой, такой же мокрый, уже ни о чем не раздумывая, раскрылся к ней, она еще дрожала всем телом. И под теплым ночным дождем это горячее тело колотил озноб, будто свет маяка осыпал его колючим снегом… Она откровенно и естественно прильнула к нему. Сделала шаг и прижалась к его груди, и Кой мгновение помедлил, не сразу сомкнул руки – не от нерешительности, а от удивления. Потом крепко и нежно обхватил ее и почувствовал, как в жилах ее бьется кровь, как дрожит ее сильное стройное тело. Полуоткрытые губы оказались совсем близко – они тоже дрожали, но под его губами эта дрожь унялась, ее рот стал вдруг нежным, мягким, и тут сама Танжер обхватила его, еще теснее прижимаясь к нему, а он приподнял одну руку, и теперь эта крепкая широкая рука поддерживала ее голову, забравшись под волосы, с которых стекала вода, словно именно на Танжер обрушились все струи ливня, с шумом падавшего на песок. Оба губами лихорадочно искали друг друга, словно жаждали и слияния, и кислорода, и жизни; зубы их стукались, языки, нетерпеливо сталкиваясь, пытались проникнуть дальше. Наконец Танжер на мгновение чуть отклонилась, чтобы вдохнуть воздуха, и он увидел ее глаза совсем рядом – непривычные глаза, с расплывчатым, невидящим взглядом. Потом она устремилась к нему с болезненным стоном – будто жаловалось раненое животное, когда ему очень больно. А он уверенно ждал, и когда она вернулась к нему, обхватил ее руками так крепко, что сам испугался, как бы не сломать ей что-нибудь; он оторвал ее от земли и не глядя пошел куда-то, пока не понял, что они зашли в море, с неба сильными, почти жесткими струями низвергается грохочущий ливень, а бухта словно кипит от лопающихся на поверхности воды пузырей. Их разгоряченные тела под насквозь промокшей одеждой яростно искали друг друга, почти сливаясь в крепких объятиях, отчаянные, торопливые поцелуи смешивались с дождевыми струями, и вместе с поцелуем Танжер изливала в рот мужчины непрерывную жалобу раненого животного.

С них лила вода, когда они возвращались на «Карпанту», то и дело натыкаясь друг на друга в темноте от страстного желания быть как можно ближе. На парусник они поднялись в обнимку, целуясь на каждом шагу, и чем достижимее становилась цель, тем более торопились. За собой они оставляли большие лужи, и Пилото, куривший в темноте, смотрел, как они спустились по трапу и скрылись в корме, где были каюты; возможно, он улыбнулся, когда, заметив огонек его сигареты, они пожелали ему спокойной ночи. По коридорчику они шли так: Кой не отрывался от Танжер, положив руки ей на талию, а она постоянно оборачивалась, чтобы жадно поцеловать его в губы. Он споткнулся об ее босоножку, которую она успела скинуть с ноги, потом о другую, а за порогом каюты Танжер остановилась, прильнула к нему, и они долго обнимались, прижавшись к переборке, снова ища губы друг друга в темноте, на ощупь раздевали один другого: пуговицы, ремень, юбка – уже на полу, расстегнутые джинсы Коя, рука Танжер между его ног, ее кожа, жаркое тело, белый треугольник, сорванный его рукой, позвякивание солдатского жетона. Мужская сила в полной готовности, первое телесное знакомство, ее улыбка, невероятная нежность и гладкость ее упругих грудей. Мужчина и женщина лицом к лицу, прерывистое дыхание – как вызов. Ее стон облегчения и его рывок вперед, через узкую каюту к койке, остальная мокрая одежда – в разные стороны, на пол, простыни – мокрые от дождя, принесенного ими сюда, в тысячный раз – желанное соприкосновение тел, глаза – в глаза, взгляд – поглощенный взглядом другого, улыбка сообщника. «Если кто помешает, убью, – подумал Кой. – Убью любого». Он уже не чувствовал, где чья кожа, где чья слюна, его плоть – желанная – легко входила в другую плоть, все более влажную и горячую; глубже, очень глубоко, туда, где спрятана разгадка всех тайн, где ход столетий укрыл единственное подлинное искушение – смысл таинства смерти и жизни.