– Что-то там должно быть, – подвел он итог, – ведь пушки-то металлические. Десять пушек в одном месте – это уже существенное изменение плотности. А к этим десяти надо прибавить двенадцать пушек шебеки, хотя часть из них могло разметать взрывом.
Танжер постукивала карандашом по карте. Другую руку поднесла ко рту и непрерывно грызла ноготь большого пальца. Лоб ее теперь прорезали глубокие, как шрамы, морщины. Кой протянул руку и погладил ее по голове, надеясь, что от его ласки морщины разгладятся, но она, полностью погрузившись в карты, что лежали перед ней на столе, даже не обратила внимания на его жест. Планы бригантины и шебеки были приклеены скотчем к переборке. Танжер с Коем рассчитали и отметили на карте даже то расстояние, на какое могло разметать обломки взрывом пушки, учитывая предполагаемую мощность заряда, дрейф и глубину.
– Юнга мог и соврать, – сказал Кой, убирая руку.
Танжер снова покачала головой и еще сильнее нахмурилась:
– Слишком молод, чтобы умудриться такое придумать. Он говорил, что виден был мыс, что берег всего в двух милях… И в кармане у него лежала бумажка с карандашными записями координат.
– Тогда я уж и не знаю… Разве что меридиан все-таки не по Кадису.
Она мрачно посмотрела на него:
– Об этом я тоже думала. Причем в первую очередь. В том числе и потому, что в «Сокровище Рэкама Рыжего» Тинтин и капитан Хаддок совершают подобную ошибку – путают долготу Парижа и Гринвича…
Кой слушал и думал: а не дурачит ли она его? Или все это – плод инфантильного воображения, разгоряченного детскими книжками. Как-то несерьезно. Или просто не похоже на серьезное дело. Или, уточнил он, было бы не похоже, если бы не аргентинец-недомерок, который сидит у них на хвосте, да еще его босс-далматинец. Мечты девчонки, которая играет в поиски затонувших кораблей. Тут обязательно должны быть и сокровища, и злодеи.
– Нам прекрасно известны все нулевые меридианы, которыми пользовались в то время, – сказал он. – У нас есть координаты, которые сообщил юнга, мы можем найти их на карте, как и координаты того места, где юнгу подобрали после крушения… О меридианах Иерро, Парижа и Гринвича речь идти не может.
– Конечно нет. – Она показала на масштабную линейку одной из карт. – Долгота указана относительно Кадиса, здесь никаких сомнений нет, все совпадает. Наш нулевой меридиан – это меридиан Академии гардемаринов, он был нулевым в тысяча семьсот шестьдесят седьмом году и оставался нулевым до тысяча семьсот девяносто восьмого. По нему долгота места, где произошло кораблекрушение, – четыре градуса пятьдесят одна минута, восток. Современная долгота по тому же меридиану, учитывая поправки, – пять градусов двенадцать минут на восток. То есть по Гринвичу один градус двадцать одна минута на запад. Только эти координаты «Деи Глории» и по атласу Уррутии, и по современным картам могут быть абсолютно точными.
– Все это прекрасно. Абсолютно точно, как ты говоришь. Но ведь корабля-то нет.
– Что-то мы сделали не так.
– Это понятно. Только скажи мне, что именно.
Она бросила карандаш на стол. Кой посмотрел на ее босые ступни, упиравшиеся в доски пола, на стройные веснушчатые ноги, на небольшие груди под длинной майкой. Он снова погладил Танжер по голове, и на этот раз она прижалась затылком к его руке. От ее сильного и нежного тела слегка пахло морской солью и потом.
– Не знаю, – ответила она задумчиво. – Но если и есть ошибка, совершили ее мы с тобой. Завтра мы заканчиваем поиски и, если результатов не будет, начинаем все сначала.
– А как?
– Тоже не знаю. Наверное, снова надо браться за картографию. Ошибка в полминуты дает полмили. Таблицы Пероны очень точны, но, быть может, не столь точны наши расчеты. Даже маленькая неточность в координатах, которые сообщил юнга, может стать решающей; десять секунд или две десятых минуты при современной спутниковой навигации, вероятно, и не играют особой роли, но когда переносишь данные на карту… Вполне возможно, что бригантина находится милей южнее или восточнее. Вероятно, мы поступили неправильно, когда так сузили район поиска.
Кой вдохнул всей грудью. Все это было разумно, но означало одно – придется начинать с самого начала. А стало быть, он еще некоторое время останется рядом с ней. Он обхватил ее талию, Танжер обернулась к нему и, приоткрыв губы, вопросительно смотрела – глаза в глаза. И, борясь с искушением поцеловать ее, он понял: она боится. Боится, что мы с Пилото скажем: все, хватит.
– Зря ты думаешь, что у нас в распоряжении вечность, – сказал он. – Погода снова может испортиться… Пока что нам везло с жандармами, но они хоть завтра могут прицепиться к нам. Будут задавать вопросы, те же самые, по сто раз. А еще существуют Нино Палермо и его люди. – Он показал глазами на Пилото, который расстилал скатерть, делая вид, что не слышит их разговора. – Ему тоже надо платить.
– Ты меня задушишь. – Она неспешно, мягко высвободилась из его объятий. – Мне надо подумать, Кой. Мне надо подумать.