– Дорогой друг, не лишайте меня удовольствия чуть-чуть потянуть с развязкой. Не лишайте меня его. Вам нужен меридиан, который соответствует пяти градусам сорока минутам к западу от Гринвича. И проходит он точно по школе космографии, географии и навигации, а также астрономической обсерватории, которые до изгнания в тысяча семьсот шестьдесят седьмом году принадлежали иезуитам и назывались «Колехио реаль де ла Компания де Хесус», а теперь это – «Универсидад понтифика»… – Я сделал последнюю театральную паузу – алле-гоп, дамы и кабальеро! – и вытащил кролика из цилиндра. Хорошего кролика, белого, пушистого, он с полной безмятежностью грыз свою морковку. – В нескольких метрах от колокольни кафедрального собора Саламанки.
Секунд на пять повисло глухое молчание. Сначала они переглянулись между собой, потом Танжер сказала:
– Быть не может. – Очень тихо сказала: быть не может, и посмотрела на меня как на марсианина. В ее словах не было ни возражения, ни недоверия, это была жалоба. В свободном переводе это означало: я – дура.
– Боюсь, что может, – обострил я ситуацию.
– Но это же означает…
– Это означает, – перебил я ее, не желая уступать главную роль, – что на этой широте, между меридианом Саламанки и Академией гардемаринов в Кадисе, на многих картах в тысяча семьсот шестьдесят седьмом году еще нужно было учитывать разницу в сорок пять минут…
Произнося эту свою реплику, я с помощью двух столовых приборов, куска хлеба и стакана примерно изобразил юго-восточное побережье Испании. Стакан стоял в середине и обозначал Картахену, а конец вилки – мыс Палос. Конечно, не карта Уррутии, но все-таки совсем неплохо. Правда, кое-чего не хватало. И клетки скатерти прекрасно исполнили роль параллелей и меридианов на сферической карте.
– А вы, – завершил я свою речь, передвигая палец по клеточкам скатерти в сторону вилки, – искали свой корабль на тридцать шесть миль западнее того места, где он находится.
XIV. Тайна зеленых лангустов
И хотя я говорил о Меридиане, будто бы он единственный, на самом деле это не так; напротив, меридианов много, ибо у каждого человека и каждого корабля имеется свой особый меридиан.
В предрассветном тумане они шли на восток, вдоль параллели 37° 32', слегка отклоняясь на норд, чтобы выиграть минуту широты. Стрелка привинченного к переборке латунного барометра ушла вправо и стояла на 1022 миллибарах. Ветра не было, доски палубы слегка подрагивали в такт мотору. Туман начал рассеиваться, и если за кормой он оставался еще плотным, серым, то спереди по курсу иногда уже пробивались сияющие солнечные лучи и открывались в тумане золотистые прогалины наступающего дня, а по траверзу с левого борта то проступали, то исчезали фантастические очертания высокого темного берега.
За курсом «Карпанты» следил в кокпите Пилото, а внизу, в каюте, склонившись над столом, как примерная ученица, которая старательно готовится к экзамену, Танжер, вооружившись штурманской линейкой, циркулем, карандашом и ластиком, расчерчивала на квадраты карту номер 464 Института гидрографии: «От мыса Тиньосо до мыса Палос». Кой сидел рядом и пил кофе со сгущенным молоком, наблюдая, как она чертит и высчитывает расстояния. Всю ночь они провели за работой, и, когда Пилото проснулся – еще до рассвета – и отдал швартовы, у них уже была подготовлена карта нового района поисков. Центр его находился на 37° 33' северной широты, 0° 45' западной долготы. Танжер терпеливо и очень аккуратно размечала прямоугольник – полторы мили на две с половиной на юг от Пунта-Сека, в шести милях на юго-запад от мыса Палос – на параллельные полосы шириной в пятьдесят метров.