Карта небесной сферы, или Тайный меридиан

Солнечное пятно медленно покачивалось на веснушчатой коже Танжер. Маленькое пятно, оно поднималось и опускалось вместе с бортом «Карпанты», но сбежало с ее спины и плеч, когда Танжер оторвалась от Коя, еще дыша прерывисто, широко открыв рот. Ее волосы, выцветшие за последние дни почти до белизны, особенно на кончиках, прилипли к разгоряченному лицу. От пота, струившегося по телу, блестел солдатский жетон на серебряной цепочке, соленая влага в ложбинке между грудями стекала маленькими ручейками, а на верхней губе и ресницах повисала капельками. Пилото сейчас погрузился на двадцать шесть метров, была его смена, а Кой, лежа на банке у самого трапа на палубу, гладил влажное тело Танжер. Они обнялись прямо тут, совсем вдруг, когда Кой спустился, чтобы положить неопреновую куртку и обтереться полотенцем, после того как полчаса разбирал завалы на «Деи Глории», а Танжер прошла мимо, ненароком задев его. Вся усталость в одну секунду слетела с него, а женщина стояла совершенно спокойно, разглядывая Коя с обычной молчаливой задумчивостью; и через мгновение тела их сплелись со страстью, почти неотличимой от ненависти. Теперь он в полном изнеможении лежал на спине, а Танжер медленно, неумолимо поворачивалась на бок, отстраняясь от его потного тела вместе с солнечным пятном. Ее взгляд сразу же стал металлически-синим – синим, как морская вода, иссиня-черным, как черненая сталь; глаза ее были обращены вверх, к сиянию солнца в открытом люке. Кой, не поднимаясь с банки, увидел, как она, обнаженная, поднимается по трапу, словно уходит навсегда. По телу его пробежала холодная дрожь, и особенно холодно стало там, где она касалась его; ни с того ни с сего он подумал: «Однажды наступит конец. Однажды она меня бросит, или мы умрем, или я состарюсь. Однажды она уйдет из моей жизни или я уйду из ее жизни. Однажды у меня не останется воспоминаний, а потом не останется и жизни, которая помогла бы их восстановить. Будет день, и все уйдет неведомо куда, – может, сегодня и есть тот последний день». И потому он смотрел, как она поднимается по трапу к люку и постепенно исчезает; он запечатлевал ее в памяти до мельчайшей детали. Он делал это очень тщательно – запоминал даже капельку семени, что скатилась по внутренней стороне ее бедра; достигнув колена, капля попала в солнечный луч и загорелась, как янтарь. Потом Танжер пропала из поля его зрения, и Кой услышал: она прыгнула в море.

Ту ночь они, став на якоре, провели на «Деи Глории». Стрелка флюгера едва шевелилась рядом с лампочкой, горевшей на топе мачты, в спокойной воде, как в зеркале, отражались проблески маяка на мысе Палос в семи милях от них на северо-запад. На небе было столько звезд, что казалось, оно смыкается с морем; их было так много, что найти известные было очень легко, и Кой сидел на корме, смотрел на них и проводил воображаемые линии, чтобы определить созвездия поточнее. Летний Треугольник начал подниматься к юго-востоку, и виден был след Волос Вероники – из всех весенних созвездий оно последним исчезало с летнего неба. В восточной стороне на черном-черном фоне очень ярко светился пояс Ориона, и если провести прямую к нему от Альдебарана через созвездие Большого Пса, эта прямая попадала в излученный восемью годами раньше свет Сириуса, двойной звезды, самой яркой на небе, – там, где след Млечного Пути идет к югу через созвездия Лебедя и Орла. Весь этот мир небесных светочей и старинных мифов медленно вращался над его головой; и он, центр собственной сферы, был частью этого безмолвного и бесконечного мира.

– Ты больше не учишь меня различать звезды, Кой.

Он не слышал, как она подошла. Не задев его, села совсем рядом и опустила ноги на ступеньки лесенки на корме.

– Я научил тебя тому, что знал.

Она слегка пошлепала босыми ногами по воде. Огонь маяка, как ему и положено, периодически обрисовывал ее силуэт.

– Знаешь, мне хотелось бы представить себе, – сказала она, – что́ ты обо мне будешь вспоминать.

Она говорила совсем тихо, едва слышно. То был даже не вопрос, а признание. Кой немного подумал.

– Слишком рано, сейчас этого не узнаешь, – ответил он наконец. – Все еще не кончилось.

– Я спрашиваю, что́ ты будешь вспоминать, когда все кончится.

Кой пожал плечами, понимая, что она этого не увидит. Повисло молчание.

– Не знаю, чего ты еще ждешь, – через какое-то время сказала она.

Он по-прежнему молчал. Из каюты доносились радиошумы: было десять пятнадцать и Пилото слушал метеосводку на завтра. Тень женщины не шевелилась.

– Есть дороги, – шепнула она, – которые мы можем пройти только в одиночестве.

– Дорогу к смерти, например.

– Об этом не надо, – попросила она.

– Умереть в одиночестве, помнишь? Как Зас… Однажды ты мне сказала, что боишься, что так будет и с тобой…

– Не надо, помолчи.

– Ты просила, чтобы я был рядом. Я поклялся.

– Не надо.

Кой откинулся назад, лег на палубу; над ним простирался небесный свод. К нему склонился черный силуэт, заслонив собой часть звездной сферы.

– А что бы ты мог сделать?

– Дать тебе руку, – ответил Кой. – Проводить тебя, чтобы ты уходила не одна.