– Возможно, я сумею быть вам полезным, как-то компенсирую… – Палермо сделал паузу, откашлялся, отпил еще глоток и быстро взглянул на Коя. – Около сеньориты Сото мне нужен человек… – Он не договорил, давая собеседнику время самому завершить эту фразу.
Секунду Кой, не двигаясь, смотрел на него. Потом наклонился вперед, упершись ладонями в стол:
– А пошел ты в задницу.
– Простите?
Палермо хлопал глазами – он словно бы ожидал совсем другого. Кой начал подниматься из-за стола и с тайным удовольствием отметил, что Палермо чуть сдвинулся назад.
– А то, что сказал. В задницу. В жопу. Разве я не ясно выразился? – Ладони, упиравшиеся в стол, сжались в кулаки. – И все вы туда отправляйтесь: ты, карлик твой, «Деи Глория». И она тоже.
Палермо не отрывал от него взгляда. Зеленый глаз казался холоднее и внимательнее, чем несколько расплывчатый карий, – как будто одна половина его тела побаивалась, а вторая расчетливо выжидала.
– Подумайте хорошенько, – сказал Палермо и положил руку на локоть Кою, словно хотел не то убедить его, не то удержать. Это была рука с перстнем из золотой монеты, и напрягшимися мышцами предплечья Кой с отвращением почувствовал его прикосновение.
– Уберите руку, – сказал он, – или я оторву вам голову.
V. Нулевой меридиан
Установив исходный меридиан, определяют географические координаты любых основных точек по широте и долготе.
Он спал всю ночь и еще часть утра. Он спал так, словно во сне и была жизнь или наоборот – словно хотел как можно дольше держать эту самую жизнь в отдалении и, просыпаясь, упрямо хотел продлить это состояние. Он вертелся в постели, крепко зажмурив глаза, чтобы не видеть светлого прямоугольника на стене. Еще в полусне он заметил этот прямоугольник и впал в отчаяние – световое пятно было совершенно неподвижным и очень медленно, почти незаметно перемещалось по стене. И если не присматриваться, казалось таким же неподвижным, как все на суше; еще не вспомнив, что он находится в номере пансиона в четырехстах километрах от ближайшего морского побережья, Кой уже понял – или почувствовал, – что и в этот день не суждено ему проснуться на борту корабля: на корабле свет из иллюминатора все время слегка колышется сверху вниз, слева направо, а тихое урчание машины – р-нн, р-нн – передается на переборки покачивающегося на волне судна.
Он быстро и без удовольствия принял душ – после десяти утра в этом пансионе из кранов текла только холодная вода – и, не побрившись, вышел на улицу в джинсах и чистой рубашке, накинув на плечи тужурку. Он шел в офис компании «Ренфе» за обратным билетом в Барселону. По дороге выпил кофе, купил газету, которую выкинул, едва перелистав, и без определенного курса направился к центру города, потом уселся на скамейку на одной из тех маленьких площадей старого Мадрида, откуда видны деревья за оградой старинного монастыря, дома, в которых балконы уставлены цветочными горшками, а просторные подъезды с консьержками насквозь пропахли кошками. Пригревало солнце, располагая к приятной праздности. Он вытянул ноги и вынул из кармана потрепанную книжку – «Корабль мертвых» Б. Травена в мягкой обложке, которую все-таки купил на развале на улице Мойано. Какое-то время он пытался сосредоточиться на чтении, но как раз в ту минуту, когда хитроумный моряк Пип-пип, сидя на молу, воображает, что видит в открытом море «Тускалусу», которая возвращается домой, Кой закрыл книжку и сунул ее в карман. Слишком далеко был он от этих страниц. Слишком был он унижен и опозорен.
Он поднялся и не торопясь направился обратно на площадь Санта-Ана. Мрачное его лицо казалось еще мрачнее от двухдневной щетины на подбородке. Вдруг он почувствовал что-то неприятное в желудке и вспомнил, что ничего не ел уже целые сутки. Он зашел в бар, съел кусок тортильи, выпил рюмку каньи и после двух вернулся в пансион. До поезда оставалось полтора часа, вокзал Аточа был совсем рядом, он мог дойти туда пешком, а потом на электричке добраться до нужного ему вокзала Чамартин и потому спокойно собирал вещи: книжку Травена, чистую рубашку и грязную рубашку, которую сунул в полиэтиленовый пакет. Туалетные принадлежности он завернул в рабочие штаны цвета хаки и положил все это в холщовую сумку. Надел теннисные туфли, а старые морские мокасины тоже упаковал. В каждом движении – та методичная точность, с какой он некогда прокладывал курс, хотя будь он проклят, если в этот момент в голове у него был какой-то курс: он просто старался сосредоточиться на том, что делает, чтобы не думать.