Картвелеби

От Вано далеко не скрылось, что внимание зятя даже в такой момент полностью заняла жена, мило беседовавшая с другом детства, и это наблюдение искренне обрадовало молодого князя. Столько лет Пето не проявлял никаких чувств к его старшей сестре, а теперь внезапно приревновал её к Давиду Циклаури?

Впрочем, эта мысль очень согрела любящего брата. Может быть, ревность наконец заставит незадачливого мужа Саломеи одуматься? Когда же он поймёт, какое сокровище досталось ему судьбой?!

– Да не хмурься ты, – игриво подмигнул он ревнивцу, кивнув на ворковавших голубков. – Давид не посмеет увести у тебя жену. Он человек чести, офицер и к тому же старый друг семьи. Это всё шутки…

– Где шныряет эта царская ищейка? – ревниво отмахнулся Пето. Внимательно оглядев залу, они так и не нашли в ней Арсена Вазгеновича. – Он там что, захлебнулся в своём кофе?

Вано прыснул со смеху, и даже на хмуром лице зятя появилось что-то наподобие усмешки.

– А вот это по-нашему!.. – Молодой человек обнял за плечи любезного родственника. – Немного юмора нам не помешает!

Но стоило им только расслабиться, как со второго этажа по лестнице спустился становой, и молодые люди, к своему величайшему неудовольствию, заметили, как пристав всё это время увлечённо беседовал с Георгием Шакроевичем.

Ничего хорошего это им не сулило.

– Дамы и господа! – И, действительно, закончив с хозяином поместья, надоедливый армянин прочистил горло и обратился ко всем собравшимся: – Прошу минуточку внимания.

Вокруг сразу же стихли разговоры, и несколько сотен глаз обратились на Арсена Вазгеновича в немой мольбе. Запертые в Сакартвело со вчерашнего вечера – «никого не впускать и не выпускать», как гласил приказ, – все приглашённые настолько вымотались, что хотели лишь одного: чтобы их поскорее отпустили восвояси.

– Детали происшествия, которое стоило нам душевного спокойствия этой ночью, наконец прояснились, – к большому облегчению всех собравшихся, поведал Арсен Вазгенович. – Произошло досадное недоразумение, которое нам всё же удалось уладить благодаря дорогому свату Георгия Шакроевича, Мгелико Зурабовичу Ломинадзе.

Пето как обухом по голове ударили, как только он услышал звучное имя дяди. Вано, конечно же, не удержался от вопросительного взгляда в его сторону, но зять смог лишь плечами пожать, всё ещё строя в голове догадки.

Неужели… именно это имели в виду Андрей и Резо, когда уверяли их, что у них «есть план»? В чём же он состоял?

Позвать на выручку прославленного дядю, который знать не хотел своего никчёмного племянника? На коленях выпросить у него помощи и покровительства?

И как только Мгелико Зурабович на это согласился?

Толпа громко зашепталась, и со всех сторон на Арсена Вазгеновича посыпались вопросы, которые он вынес с похвальным достоинством.

Пристав хотел снова взять слово, когда за спиной Георгия Шакроевича появился сам Мгелико Зурабович и, дружественно пожав свату руку, встал рядом со становым.

Дядя Пето получил своё имя в честь «волка», но на вид это был самый настоящий «лев». Люди давали ему не больше пятидесяти пяти лет навскидку, хотя точную дату рождения этого гордого грузинского джигита не знал никто. Он носил внушительную чёрную бороду, да и нос с заметной горбинкой придавал ему значительную схожесть с портретами князя Багратиона. Даже в жаркую летнюю пору этот батони13 застёгивался на все пуговицы, а зимой носил роскошную норковую шубу и высокие сапоги на шнуровке. Его невестки всегда ходили с покрытой головой и в очень непритязательных нарядах – не в пример княжнам Джавашвили, отдававшим предпочтение европейской моде. По этой причине Мгелико Зурабович не очень-то жаловал Саломею и считал молодую жену племянника «избалованной и капризной девкой». Впрочем, с её отцом он всё ещё вёл себя, как и подобает свату – с взаимным почтением и лестью.

Что уж греха таить: дядю Пето по-настоящему побаивался, но с тех пор, как умер его отец, промотавший состояние на картах в Париже, воспитывался в доме Мгелико Зурабовича, полностью от него завися. Маленьким ребёнком племянник смотрел дяде в рот, не смея перечить ему и искренне боясь разочаровать. Правда, со временем это слепое поклонение переродилось в бунт, и Пето, взгляды которого во многом не сходились с довольно патриархальным мировоззрением опекуна, во всём стал идти ему наперекор. Юношей он зачастую подавлял свою свободолюбивую природу, ненавидя себя за неё, и всё только для того, чтобы угодить дяде и избежать насмешек его крепких, задиристых сыновей. В какой-то момент Пето это надоело. Однако теперь, когда он попал впросак, кто, как не родной дядя, должен был вызволить племянника из беды?