Картвелеби

– Уважаемые гости, – заговорил Мгелико по-грузински, не подумав, что Арсен Вазгенович, как представитель другой национальности, мог его не понять. – Я приношу глубочайшие извинения за беспокойство, оказанное вам этой ночью, но в них виноват только я. Тот юноша, который испортил вам празднование, являлся рабочим на моём заводе в Ахалкалаки. Пусть земля ему будет пухом… – Мужчина горячо перекрестился, и все повторили за ним этот жест. – Рану на животе, унёсшую его жизнь, он получил при драке, которая случилась десятого числа этого месяца на рабочем месте. Я был в отъезде, а сыновья не уследили и не подоспели вовремя, чтобы предотвратить эту возню. Мальчишка провалялся без сознания несколько дней, пока обидчики не решили закончить это дело. Вы же знаете нас, грузин, – кто сравнится с нами в мстительности?

По рядам слушателей прошёлся лёгкий смешок. Что-что, а говорить сват Георгия умел красиво, и сам это знал. Мгелико удовлетворённо улыбнулся, заметив реакцию публики.

– Удирая от них со всех ног, он сел на поезд ближнего следования и доехал до вашей волости. Краем уха он услышал ещё на заводе, что рядом находится Сакартвело, где гостит мой племянник с женой. Он даже видел их пару раз. Надеясь в случае чего попросить у них помощи, он направился сюда, прошёл через любезно открытый чёрный вход и поднялся наверх на громкие звуки. И вот что мы имеем в итоге…

Последняя часть показалась менее правдоподобной, но Мгелико Зурабович в следующую минуту протянул становому документы, подтверждавшие, что Славик действительно числился рабочим на его винодельном заводе, потом показал заключение врача – Матвея Иосифовича, – что рана была получена при драке. Затем в его руках обнаружился и билет на поезд, который шёл из Ахалкалаки вчера вечером и останавливался всего в километре от Сакартвело, а его легко можно было покрыть пешком.

Кто-то из гостей даже утверждал, что видел, как «эта бумажка» – а именно билет – выпала из кармана Славика на балу. Как всем, оказывается, хотелось домой!

Андрей и Резо в самом деле доехали до Сакартвело на поезде, поэтому билет на него подделывать не пришлось. Осталось только смолчать о том, что в наличии имелись ещё два.

– Если вы не возражаете, – сказал заключительное слово Мгелико Зурабович, – то я заберу тело и отдам его семье. Георгий Шакроевич, дорогой! Распорядитесь, пожалуйста.

Арсен Вазгенович внимательно просмотрел и билет, и заключение, и архивные документы, пока все, затаив дыхание, ждали его окончательного вердикта. На это потребовалось несколько минут (до чего же этот армянский пристав оказался въедливым!), когда становой со вздохом вернул почтенному мужу все бумаги.

– Хорошо, – заключил он, поправив очки. – Мы, конечно же, верим вам, Мгелико Зурабович. Такой уважаемый человек, как вы, не стал бы нам врать.

Пето поспорил бы на деньги, что в голосе армянина проскальзывала едва заметная ирония, и ещё раз про себя послал его ко всем чертям.

Дядя улыбнулся уголками губ, видимо, тоже почувствовав эти мельчайшие оттенки чувств, а Арсен Вазгенович тем временем обернулся к гостям и к Георгию Шакроевичу:

– Что ж, я думаю, на этом мы закроем дело и положим конец нашим общим мучениям. Все могут быть свободны! И крепкого вам сна сегодня ночью!

Все почти что зааплодировали и стали понемногу расходиться, громко и торжественно прощаясь друг с другом. Вано весело поддел зятя в бок локтем и повысил немного голос, чтобы перекричать стоявший со всех сторон гул.

– Какой, а? – весело рассмеялся шурин. – Какая байка складная получилась! Я бы точно поверил! Андрей и Резо очень умно поступили, позвав на помощь твоего дядю…

Пето ничего не ответил. Сердце заколотилось сильнее, когда Мгелико Зурабович и тесть распрощались с Арсеном Вазгеновичем у лестницы у всех на глазах. Каждый пожал приставу руку и перецеловался с ним в обе щеки, после чего они отпустили его кивком головы и помахали рукой вслед.

Неужели их… пронесло? Надоедливый пристав уедет к себе в стан и больше не будет совать свой длинный армянский нос во все дырки? Можно вздохнуть спокойно?

– Дзмисшвили14, дорогой! Не хочешь обнять своего любезного родственника?

Когда ледяной голос дяди послышался прямо за спиной, племянник представлял себе выражение его лица и не прогадал с ним, зная Мгелико Зурабовича с детских лет. Ломинадзе-старший широко улыбнулся, крепко обнял доверчивого Вано и сердечно спросил, как обстояли дела с его стихами и пьесами, но Пето всё равно видел дядю насквозь. Эти чёрные глаза, грозившиеся вытрясти из него душу, как только они останутся наедине, заставили княжеского зятя вспомнить те времена, когда он был ещё неразумным ребёнком и страшно боялся бидзу15 в гневе.

Когда пришла его очередь отвечать на объятья, Пето показалось, что у него хрустнули кости в этих сильных властных руках, но совсем тяжко стало, когда после всех этих любезностей Мгелико Зурабович признался, что должен возвращаться обратно в Ахалкалаки, а оттуда – в Тифлис.