Картвелеби

Андрей по-настоящему предал бы друзей, если бы, несмотря на манящую бездну в собственной душе, не поддержал бы их, прекрасно зная, что эту бездну могли заполнить только они.

«К чёрту Раскольникова – буду Робеспьером!»

С этими мыслями он живо поднялся из-за стола и выдержал драматическую паузу, чтобы немного пощекотать Пето нервы. Казалось, друг и правда перестал дышать, и он облегчённо рассмеялся ему прямо в лицо.

– Знаешь что? – проговорил он радостно. – Вы так легко от меня не отделаетесь! Ты думаешь, я пропущу всё веселье? Неужели я позволю такому безобразию случиться без меня?

Пето еле слышно выдохнул и, вальяжно откинувшись на спинку стула, широко улыбнулся.

– Один за всех и все за одного, значит?

– Разве было когда-нибудь иначе?

Через добрых полтора часа Пето ушёл от Андрея, и счастливая улыбка не сходила с его лица, пока он шёл по мостовой прочь от квартиры сообщника. Мысли его путались, но он знал наверняка, что поступил правильно, придя сюда с самого утра, и провёл время с пользой до полудня. Как нечасто ему приходилось испытывать подобные ощущения по жизни!

Гуляя по городу, Ломинадзе не горел желанием возвращаться к кучеру тестя и его бричке, поэтому сознательно пошёл к ней более длинной дорогой – через Тавлисуплеба и церковь Святого Креста. Настроение его поднялось до небес, когда он понял, куда ноги сами вывели его.

«А почему бы и… нет?»

Пето подавил улыбку и, поправив рукава чёрного костюма, который носил не снимая, поднялся по ступенькам театра, но с огорчением заметил на двери надпись, которая гласила: «Не тревожить актёров в дневное время! Цветы и подарки оставляйте у чёрного входа с подписью! Их позже заберёт наш сторож Гурам Аристархович».

Пето обошёл здание кругом и у запасной двери ещё раз пригладил чёрные волосы, подкрутив усы. Жаль, он не додумался взять с собой цветов и конфет, но теперь уже поздно возвращаться.

Сторож подозрительно сощурился, взглянув на него слишком недоверчиво, но так ничего и не сказал, лишь мотнул головой в сторону гримёрной.

– У себя madam, – пробормотал старик, недружелюбно косясь на гостя. – Дневной сон.

Болтали ли о них как о любовниках? Судя по реакции Гурама Аристарховича, определённо болтали. Молва приписывала ему множество любовных связей на стороне, желая оправдать разлад между ним и Саломе. Пето не обнаружил у себя никакого желания опровергать эти слухи и без слов поднялся к нужной двери.

Постучал.

Дверь отворилась.

И на пороге показалось обворожительное лицо Татьяны Анатольевны.

– Какими судьбами, генацвале? – бесхитростно улыбнулась артистка, облокотившись на косяк двери. Пето невольно рассмеялся, а в голове замелькали первые эпизоды их знакомства.

Вано ещё не примкнул к их кружку, а Пето лишь отдалённо слышал оды, которые в простом народе пели красоте старшей княжны Джавашвили, и даже не подозревал, что вскоре она станет его законной супругой. Юные семинаристы только-только покинули родные пенаты и не успели оставить позади ворота в детство, а уже кинулись претворять в жизнь всё то, чему их там так яро учили.

Резо, Пето, Андрей и Сула – их старый друг из семинарии, на место которого и пришёл через пару лет Вано, – решились на отчаянный шаг, когда услышали о предстоящем визите Великого князя Михаила Николаевича Романова в один из тифлисских театров. Михаил Николаевич, долгое время бывший наместником Его Величества на Кавказе, выразил желание провести легко и непринуждённо хоть один свой вечер, а в храме Мельпомены как раз показывали что-то из Мольера.

Узнав об этом, молодые подпольщики загорелись самой безрассудной за всё время существования их кружка идеей.

Взорвать театр с братом императора?! Шутка ли? Выразить тем самым открытый протест самодержавию! Долой монархию! Долой!