Картвелеби

– Мгелико Зурабович, – не согласился кто-то из консервативно настроенной толпы, – дал нам работу и стабильный заработок, в то время как ваш Маркс только книжку написал!.. Это всё хорошо, но где факты, где реальная жизнь?

За спиной раздался одобрительный возглас второй партии, но и на неё нашлась управа:

– Ты можешь жить в старом, прогнившем мире, если хочешь, – прозвучало другое мнение, и его носитель грубо толкнул оппонента в грудь. – А нам надоело всё это! Нам хочется перемен, и ради них мы готовы рискнуть!

– Ну вот и рискуйте, а нас не вмешивайте!.. Кто вас просит за нас решать?!

С двух сторон загалдели, и щёки Пето запылали огнём, когда он услышал восхищение и азарт в голосах тех рабочих, которые приняли их сторону, и как никогда прежде ощутил свою значимость, подумав о том, что сам всё это подстроил.

– Я опасаюсь драки, – затревожился Вано, когда две спорящие коалиции настолько возбудились, что передвинули в ходе споров один из прессов. – Такими темпами кто-то обязательно услышит шум!..

Пето не хотел думать о последствиях и с особым мстительным раздражением подумал о дяде, владениям которого нанёс ущерб одним грамотно подобранным словом! Стало быть, не такой уж он и никчёмный, раз сумел так сильно зажечь народ?!

В какой-то момент кровь ударила Ломинадзе в голову – он вышел вперёд и, перекрикивая споривших, озвучивал свои самые смелые агитации:

– Мы отказываемся работать у Мгелико Зурабовича за те деньги, которые он нам платит!..

– Отказываемся! – отозвалась одна половина толпы, пока от второй отделялось всё больше и больше народу, но подпольщики, разгорячённые своим выступлением, не придали этому значения. То, что эта часть рабочих могла отправиться прямиком к хозяину и пожаловаться, мятежникам в голову не пришло.

– И ни один пресс больше не заведём, пока он не станет относиться к нам подобающим образом!

– Не заведём!

– И пусть он или его сыновья не позволят себе лишних изречений в наш адрес – мы не будем это терпеть!

– Ни с места! – зазвучал ожидаемый жандармский свисток, вернувший их в реальность из сладостного опьянения собственных идеалов. – Именем Его Величества!..

Началась жуткая давка, но даже в ней Пето увидел среди жандармов здоровяков-кузенов и бровастое лицо дяди, уловил, как замерцали вдали полы его длинного плаща и засверкали от гнева глаза, смотревшие только вперёд себя. У него не осталось сомнений, что Мгелико Зурабович узнал и заметил его среди бунтовщиков, но племянника эта мысль только позабавила. Пусть именитый дядя знает, что он больше не боялся его и давно перестал дрожать как осиновый лист в его присутствии!.. Пусть знает, что он не даст себя в обиду и будет защищать себя зубами от любого, кто впредь осмелится унизить его!..

– Пето! – заверещал на ухо шурин, оттаскивая его подальше от давки. – Пето, очнись сейчас же! Нам нужно спешить!

Кто-то из жандармов выстрелил в воздух, и от разоблачения несчастных подпольщиков спасла только младшая невестка Мгелико Зурабовича, выбежавшая на страшные звуки из винного погреба. Она была к тому же беременна, и, чтобы не вызвать у неё преждевременных родов, хозяин завода и его сыновья остановили погоню на время, пока за ней не пришла свекровь. Пето и остальные выиграли несколько минут, и этого оказалось для них достаточно.

– Самое главное мы сделали! – перевел дух Резо, придерживая для товарищей дверь в помещение с кверви, в котором до сих пор отвратительно пахло спиртным. – Мы заронили в сердцах людей зёрнышко сомнения!..

– Через несколько часов, – поддержал его Андрей, когда они скрылись за ближайшим углом, а жандармы, выбежавшие из чёрного входа через пару минут, побежали в другую сторону, – шестьдесят процентов рабочих кинутся читать «Капитал».

– А мой дядя, – сардонически улыбнулся Пето, упёршись руками в колени, – навсегда научится меня уважать…

***

Через два дня Константин Сосоевич читал свежий выпуск «Ахалкалакского листа» и распивал бодрящий утренний кофе. Его домашние занимались каждодневными хлопотами: Торнике с сыном поехали на рынок выбирать гостинцы для Георгия Шакроевича и его дочерей, Давид, с утра весёлый и жизнерадостный, с радостью вызвался сопровождать бидзу и Сосо, а Константин остался коротать тот летний день в обществе женщин и среднего сына.

– Я уговорил Шакроевича, – похвастался он жене и обслюнявленным пальцем перевернул газетный лист, – чтобы он дал приём в Сакартвело для Сосо и Торнике. Милая Нино без памяти влюбится в нашего петербургского красавца! Вот увидишь, Дариа Давидовна!

Шалико выронил из рук книгу, которую всё это время увлечённо листал, сидя у подоконника, и Ламара не преминула фыркнуть брату, чтобы тот перестал витать в облаках. Не с той ноги, что ли, встал?!

– Не знаю, дорогой, не знаю, – покачала головой Дариа и дотронулась до плеча Софико, чтобы та не забывала об осанке, когда сидела за фортепьяно. – Мне не показалось, что Георгий в восторге от затеи с женитьбой. Мне кажется, у него другие планы на Нино…

Любящая мать, лучше всех в семье чувствовавшая душевный настрой Шалико, украдкой ему подмигнула, а он улыбнулся ей в ответ.