Карты четырех царств.

Тварь сыто взрыкнула и обернулась к основному противнику всеми мордами, шипами, змеями! Свежие разломы прочертили глянцевую, спекшуюся корку поля боя. Набухли огненные шары. Зашуршали шипастые разряды молнии, зашевелились ядовитые вьюны… Воздух снова сделался плотнее, постепенно стал походить на масло. Всякое движение снова требовало огромного расхода сил. Сейчас бой всё больше походил на игру. Увы, играла — тварь, а слепой вервр боролся из последних сил и всё полнее ощущал себя именно игрушкой.

Левый ошибся и получил рваную рану во весь бок. Правый лег, смятый камнепадом…

— Шэд!

Слепой вервр вздрогнул. Он не мог позвать спутника, которого однажды предал. Не имел права просить о возобновлении общности теперь, проигрывая бой. Не ощущал в себе силы и равенства с тем, кто был воистину велик…

— Шэд!

Со второго раза Ан опознал голос, а вернее, поверил своему слуху. Ощутил страх — панический! В этом бою, безнадежном с самого начала, как защитить Ану? Как, если сам ты непривычно слаб, мал и неповоротлив… По спине распласталось тело — человечье, и легкая рука дотянулась до чешуйчатого локтя.

— Всё просто, — задыхаясь, прокричала Ана. — Пап, тот, кто был Жесхар, умер и опять родился в семье Ан. Ты — Ан Жесхар Зан, по обычаю юга: род, имя из прошлого и имя, данное при рождении. Почему не зовешь его? Шэд! Шэд, как часть семьи Ана Жесхара Зана зову в наш мир, здесь жарко!

Ана закашлялась и согнулась пополам. Левый, мгновение назад почти мёртвый, конвульсивно дернулся, сделал над собой усилие и пополз, а затем побежал на трех лапах, не успев отрастить отрубленную заднюю правую. Левый подхватил Ану, оттолкнул далеко — и сразу поток лавы накрыл и его, и слепого вервра.

Расплавленный камень налипал на шкуру и твердел, связывал движения, заполнял все окружающее пространство и стремился вмуровать в себя. Камень мелко вибрировал, настраиваясь на те способы приема сведений о мире, что заменяли слепому вервру зрение. Камень кричал всем способностям вервра Ана воспринимать мир: окаменей! Ты — часть меня, ты мертв, ты каменный, совсем как я и даже более меня!

Ан вывернулся, взломал ловушку, стал подниматься, ощущая в себе перемены — каменея и продолжая сопротивляться…

Еще до начала боя Ан знал, кто в этом противостоянии сильнее. Просто не умел отказываться от мира, сочтенного своим. Ни прежде, ни теперь Ан не верил, что смерть бывает сильнее жизни! Сейчас тварь — вся целиком, каменным монолитом накопленной силы и намертво впечатанным в саму сущность приказом — удушала, омертвляла, уничтожала…

Мир вне собственной шкуры перестал существовать для вервра. Шкура, чешуйка за чешуйкой, отмирала, как при линьке. До предела уставшее тело выгибалось в спазме, теряло чувствительность. Лишь сердце упрямо билось — реже, глуше, слабее…

Ан не мог сдаться. Сейчас он знал: ему в спину смотрит Нома, и ведь она не сомневается, что муж вернется… Его ждет Эмин — самозваный родственник и бестолковый, слепой в своем незнании, хранитель зародыша живой книги… Ему желает поклониться, приглашая на очередной бой, Ош Бара — упрямейший ученик, для которого стиль змеи составляет культ, а вовсе не какой-то там способ ведения боя. А еще Ана… кто ей скажет: «Я не твой отец!», тем самым, как ни странно, подтверждая право быть неотъемлемой частью семьи.

Вервр не мог уйти. Никак не мог бросить всех, ради кого жил, в пасть бездушной твари, мертвой от самого своего создания. Ан упрямо жил, потому что пока он жил — он оставался врагом для твари и защитой для мира, давно избранного родным…

Настоящие высшие хищники не владеют мирами, а принадлежат ему всей душой. Только мало кто умеет понять это.

Уже угасая окончательно, Ан вдруг обрел способность видеть. Он различил рождение света — могучего, невероятного… пугающего своей мощью. А затем нахлынула волна жара, столь огромная, что в ней растворялось совершенно всё.

Мир сделался вроде растопленного масла — и весь стёк, испарился, иссяк.

Путь Ула. Предназначение палача

Сознание поднялось из небытия, как пылинка в чудовищном водовороте. Мир крутило и мяло! Тошнота донимала, мешала понять, каково оно, пространство. Но постепенно Ул вспомнил себя и поверил: головокружение и озноб — это по-своему замечательно! Значит, в мире есть верх и низ, воздух и свет, холод и тепло — и всё прочее, привычное людям. Вот: даже голодное бурчание в животе!

— Ну же! Зачем ждать, — потребовал где-то далеко голос, вроде бы детский. — Мы в деле!

«А может, и не детский», — усомнился Ул, вслушиваясь в шипение и рычание. Попытался сесть, открыть глаза… но тело не слушалось.

— Вызов не бросают без причины. Надо выслушать и высказаться, — пророкотал бас, мощный и ровный, как морской прибой. — Мы пришли за человеком нашего мира. Мы заберем его. Раньше или позже, силой или миром. Я предпочитаю силу, она точнее вскрывает коросту лжи и высвобождает истину. Мы пойдем до конца, и мы уже поняли, что ваша иерархия пуста, как колодец в затяжную сушь. А я ненавижу засухи и пустые колодцы.