Кастелау

В деревне, кстати, до тех пор никто и не знал, что он вообще ничего не слышит. На съемках он всегда в своей кабинке сидел, и если туда заглянуть – все вроде выглядело как положено. У него наушники на голове, и он там свои кнопки нажимает, ручки подкручивает. Иногда даже все правильно настраивал, по опыту, наверное, хоть и наугад. А что, кто-то мне рассказывал: Бетховен, вон, тоже уже глухой был как пень, а концерты… Словом, в деревне никто не знал. Хотя, ясное дело, ежели Райтшталлера кто из местных окликал или что спрашивал, тот не отзывался, но они-то думали, что это просто от зазнайства. Или что он с придурью, вот и не ответит толком. Он же из Мюнхена, а в такой дыре, как Кастелау, ежели ты городской, тебя уже заведомо малость чокнутым считают. Однажды…

Ну хорошо, хорошо. Только ты бросай эту привычку меня перебивать то и дело. Этак я никогда до следующей сигареты не дотяну.

Ты и по нашему кабаку сам прекрасно знаешь: гости, когда переберут, ниже пояса подтекать начинают, а выше пояса их на песни тянет. Поют плохо, зато с душой. И обязательно хором. Вот и в тот вечер точно так же было, из-за чего все и вышло. Потому как Райтшталлер вместе со всеми петь не мог. А такое, понятное дело, бросается в глаза. Я имею в виду: когда все кругом рождественские песни распевают, не можешь ты молча пень пнем сидеть. По крайней мере, в рождественский вечер в баварской пивнушке. И даже оправдаться нельзя, что ты, мол, слов не знаешь. Ежели это «Тихая ночь» или «О, елочка!» – куда ты денешься?

Ну вот, Райтшталлер заметил, что все кругом поют, а что поют – ему непонятно. Ну и поскольку на него уже коситься начали, он встал и… Еще рукой так сделал, мол, извиняется, но ему срочно в клозет нужно… А оказался вместо этого в подвале. То ли ни с кем встречаться не хотел, то ли просто спьяну. Да и не важно. А Марианна, когда за следующей порцией шнапса пошла, заметила, что дверь в подвал запереть забыла… Ну и заперла тут же.

А что Райтшталлер не вернулся – этого и не заметил никто. Это вообще самое пьяное Рождество было, какое я в жизни… И только на следующий день…

Но это я тебе завтра расскажу. Сколько штук я уже выкурила?

Быть не может! Я точно помню – четыре!

Дневник Вернера Вагенкнехта

(Декабрь 1944)

Кончено. Готов сценарий. Такого дерьма я в жизни не писал. Есть чем гордиться. Да здравствует Франк Эренфельз!

Они-то все довольны до смерти, хотя по части драматургии там такие дыры – хоть целые стада прогоняй.

Стада? Через дыры? Голова уже сама, без моего участия, навострилась порождать образы, где ни складу ни ладу. Видно, привычка к халтуре способна испортить любой, даже высокий штиль (sic!).

Нынче проснулся с твердым убеждением: наконец-то смогу начать большой роман. Счастлив был до беспамятства! В короткие минуты между полусном и окончательным пробуждением любое желание кажется исполнимым. Однако срок правления сверхчеловеков еще не истек, хотя все указывает на то, что ему не вековечно длиться. Вчера откуда-то совсем издалека доносилось что-то вроде громовых раскатов. Солнечным днем, под лучисто-синим зимним небом. Может, канонада. Хочется верить, что канонада.

Забавный казус, может, еще получится куда-нибудь его вставить: Райтшталлер уверяет, будто повстречался в подвале с привидением. (Если и вправду случится приплести куда-то эту историю, придется поменять ему профессию. Глухой звукооператор – образ настолько абсурдный, что его способна породить только жизнь, но уж никак не писательская фантазия!) Вчера во время рождественской вечеринки он по недоразумению заплутал в подвал, а госпожа Мельхиор по недосмотру его там заперла. Наутро каждый был поглощен собственным похмельем, и отсутствия его никто не заметил. Грандиозная попойка в Рождественский сочельник – вообще неплохая тема. Уж куда лучше, чем все эти слащавые благостные рождественские сказочки.

Сегодня с утра госпожа Мельхиор его наконец обнаружила, когда пошла за чем-то в подвал и отперла дверь. Она всю связку ключей носит на кольце у себя на поясе, как экономка в старомодных пьесах. Райтшталлер продрог до костей. Хотя мог бы освободиться из заточения гораздо раньше, начни он изнутри барабанить в дверь. Но он не осмелился. Он твердо уверен, что в подвале «Вацманна» обитает привидение, и ни за какие коврижки не желает согласиться, что ему это просто приснилось. Сперва-то, по его словам, он и правда в дверь стучал, но, поскольку все горланили песни, никто его не услышал. Потом он вроде как ненадолго вздремнул, но сразу проснулся, потому что рядом с ним, совсем близко, кто-то прошел, причем совершенно бесшумно. Все-таки человеческий мозг странные фортели вытворяет: с тех пор как после взрыва Райтшталлер напрочь лишился слуха, ему весь мир должен казаться совершенно бесшумным, однако лишь в данном случае он полагает эту бесшумность доказательством своей правдивости.