Кастелау

Ну хорошо, хорошо. По порядку, я помню. Не дашь старухе поболтать вволю. Вечно у тебя эти строгости. Но человек ты все равно милый, несмотря ни на что. И работящий. Вон какую выручку сделал, пока я в койке валялась. Скажи честно, как ты это провернул? Не иначе, пьяненьких клиентов обсчитывал, а?

[Смех, кашель.]

Он строго-настрого наказал: кашлять нельзя. Ему хорошо говорить.

Ну так? О чем тебе…?

Да нет, снова снимать мы только где-то в середине января начали. Во второй половине месяца. Если точно хочешь знать, погляди сводки погоды за то время. Сперва либо снег шел беспрерывно, либо туман был. А своего-то света у нас не было.

На Новый год в «Вацманне» прием был для местных партийцев. То бишь, считай, для всего Кастелау. Уж Хекенбихлер постарался, чтобы у него в деревне все в партию вступили, кто заявление написать и анкету заполнить в состоянии, для отчетности-то… Оркестр духовой играл, вернее, то, что от него осталось, потому как молодые-то все… И пиво бесплатно, пока он отмашку не даст. Считалось, якобы из средств партийной кассы, а на самом деле, разумеется, он Марианне ни одного счета ни разу не… Она бы только отношения с ним испортила. Липовый зал весь в знаменах, все черно-бело-красное, и Хекенбихлер речь говорил нескончаемую. Все на этом языке ходульном, который у них в Баварии литературным немецким считается… Новый год принесет решающий перелом, вождь знает свое дело, окончательная победа несомненна и неизбежна… И все, конечно, аплодировали как миленькие, лишь бы никто не упрекнул, что, мол, не проявлял воодушевления.

Эти байки деревенские тебя не интересуют, я знаю. Но на этом празднике кое-что случилось, что потом для нашего фильма последствия имело. За несколько дней до этого в деревню молодой Хольцмайер вернулся из лазарета. Сын пекарей, у которых в деревне хлебная лавка была. Бастиан Хольцмайер, а попросту Басти. Ну и на приеме он тоже был. В мундире, с Железным крестом, все как положено. Хекенбихлер его как живой пример расхваливал. Дескать, герой, который жизнью рисковал ради отчизны и все такое. Что все ему благодарны должны быть и помогать кто чем может, плечо подставить и под крыло его взять. Что Вальтер Арнольд потом и сделал. Взял его под крылышко, если ты понимаешь, о чем я…

Обхаживать его начал, вот что. Или у вас в Америке такого не бывает?

Я-то сначала вообще не заметила, это Вернер мне сказал. Он в таких вот мелочах ужасно наблюдательный был, наверно, это как-то с писаниной его связано. А притом непрактичный до ужаса. Рассказывала я тебе или нет, как он, когда чемодан паковал, чуть кальсоны свои не…?

Ну, не надо, так не надо.

Вернер на это сборище вообще идти не хотел, но пришлось, потому что он член партии. Не сам, конечно, не как Вернер Вагенкнехт, но как Франк Эренфельз. Он же сам себе это в биографию… И всю эту тягомотину выстоял, прислонясь сбоку к стенке и наблюдая за людьми. Потому-то первым и подметил, что происходит. А Басти малый из себя видный, настоящий баварский здоровяк, только теперь, после лазарета, слабенький ужасно. Легкое прострелено навылет. Это все равно что туберкулез заработать, только за одну секунду. Лицо бледное и ресницы длинные такие. Уж не знаю, всегда ли его на мужиков тянуло или… Среди солдатни, знаешь, иной раз не только стрельбе научат. Так вот, то, что между ними тогда началось, сколько-то недель спустя привело к тому, что…

Хорошо, хорошо. Как скажешь. Подряд так подряд.

Первые недели в январе скука была смертная и ничего больше. Снимать мы не могли из-за погоды, на улице стужа, а в «Вацманне» нам от тоски уже потолок давил на голову. «Хорошо, что только давит, – это Августин пошутил. – В Берлине-то и обрушиться может, и не только потолок». Словом, сидели и мерзли, сколько одежек ни надевай. Марианна старалась, топила то и дело, но в такой мороз все равно толку чуть. Лишь к концу месяца, слава богу, немного потеплело. Но не окончательно. Еще не весна, но впервые за долгое время хоть немного выше нуля. Снег вроде подтаивать начал и днем с крыш лавинами рушился. С грохотом, прямо как бомбы. А ночью опять все замерзает. Каждое утро на улице сплошной каток. Но все равно, днем по сколько-то часов мы наконец-то снова могли… Вернер – тот уже несколько шикарных сцен для меня сочинил. Потому что мне теперь вроде как главная роль полагалась, после того как Хекенбихлеру напели, будто бы я в УФА настоящая звезда и к тому же на самом верху протекцию имею. Ну и еще потому, конечно, что я Вернера как следует попросила. А он влюблен был в меня до беспамятства. Я его тоже любила, но по-другому. Мужчины – они ведь куда больше на всякую романтику падки, чем женщины, просто никогда в этом не признаются. Как, кстати, у тебя с этим делом? Много уже подружек перепробовал?

[Смех.]

Ты просто прелесть, малыш! Все-таки в мужчине, который еще не разучился краснеть, есть что-то невероятно притягательное.