Кастелау

Ручьи? Я думала, ты правда в кино разбираешься. Ручей – это когда на экране кто-то зареветь должен. Маар по этой части была… Лучшая плакса в мире. Но я, кстати, тоже была неплоха. Знаешь, о ком я все время думала, когда под камеру заплакать надо? Об Уши. Урсуле, парикмахерше на студии.

Нет, ее в том автобусе не было. Она в Берлине осталась. Сколько знаю, с ней ничего… Но для меня-то ее уже рядом не было, понимаешь? Там, в Кастелау, вообще никого не было, кто бы мне волосы подкрасить мог, подсветлить. Гримеров-то у нас вообще ни одного. Нам, женщинам, все приходилось самим… Мужчинам, понятное дело, тоже, но им-то попроще. Вернера, к примеру, я сама стригла. Маар, той вообще повезло, у нее по роли волосы только узлом, сзади закрутил, и готово дело… Зато у меня… И белокурость вся облиняла, да и снизу, от корней, понятное дело, рыжие полезли. И как раз в этой сцене я без дурацкой этой шляпы баварской была. И чувство было такое, будто выгляжу я… Ну вот, стоило об этом подумать, и слезы уже сами собой. В кадре-то, наверно, отлично смотрелось. Сервациус, тот вообще в восторге был.

А главное-то безумие в чем: я ведь ни одного из всех этих кадров так никогда и не увидела. Фильма больше не существует. Вдруг это я только воображаю себе, будто я там хороша, а на самом деле, может… Может, Сервациус только по доброте душевной меня хвалил. «У тебя большое будущее», – так и сказал. Да уж, будущее выпало лучше некуда. Китайской императрице на зависть.

Смотри-ка, это первый раз, когда ты спички даже раньше достаешь, чем я сигарету в рот суну. Кажется, ты и вправду уже неплохо меня изучил.

[Пауза.]

Понимаешь, эта была из тех сцен, когда на самом деле никакого особого дарования и не требуется. Ты просто смотришь в объектив… Но не прямо в объектив, в том-то вся и штука, а самую малость, чуть-чуть в сторону. Этой хитрости Хаук меня научил, оператор наш, ну, который из Мюнхена. Ты просто думаешь о своей парикмахерше, стараешься не моргать, а в зрительном зале публика ревет в три ручья. Вот такая это была сцена. На которой карьеру можно сделать. Было бы можно.

Карьеру-то я себе потом сделала будь здоров какую. Роли играю одна другой лучше. Каждый вечер ровно с шести часов, понедельник выходной. (Напевает.) «Стаканы я мою здесь, господа…»

Знаешь, кого бы я своими руками задушила? Мозгляка, который изобрел ментоловые сигареты!

Письмо

4.02.1989

Привет, Сэмми!

Ты, оказывается, жив еще, старичок! А я-то поклясться был готов, что ты давно уже пылью столетий покрылся в каком-то из обожаемых тобой киноархивов, запеленатый допотопной целлулоидной пленкой, словно мумия древнего фараона. Но это не в укор тебе. Сам-то я тоже ведь о себе знать не давал. Стыд и позор, как быстро мы, старые друзья, друг друга забываем. А ведь в колледже мы не только комнату с тобой делили, но и много чего еще. Одну только малютку-брюнеточку как вспомню, которая, прежде чем целоваться, аккуратненько так очки снимала… Не помнишь, часом, как ее звали? Сколько я тебя, долболоба, знаю, она у тебя обязательно в какой-нибудь картотеке записана.

Сам-то я давно хотел с тобой связаться, но ты же знаешь, как оно бывает. Когда столько всего на тебе висит. Наша жизнь – это крысиные бега, если ты не участвуешь, другие крысы весь сыр без тебя слопают. А я как-никак уже две серии для «Комиссара полиции» продать сумел. Одну даже вроде в производство запускают. И если голливудские боги смилостивятся, я, может, даже получу постоянную работу в «Копах». Так что держи за меня кулачки.

А журналистская поденщина, в которую я вот уже несколько лет как впрягся, это, брат, совсем не то высокое искусство, о котором мы с тобой мечтали когда-то. Что делать – стареем. В юности-то мы с тобой, пожалуй, самыми заядлыми киноманами были во всей Америке. Помнишь, как мы тогда на полной версии уорхолловского «Спи» [64] оттянулись? Четыре с половиной часа или сколько там эта бодяга шла, и только мы двое с тобой до конца досидели, не ушли. А ты потом, никогда этого не забуду, еще сказал, что тебе этот фильм Эрика Сати [65] напоминает. А я только потому ничего тебе на это не ответил, что вообще понятия не имел, кто такой этот Эрик Сати. Какой-нибудь француз из пресловутой «новой волны», так я подумал. Ты-то у нас всегда был мастер для форса всякими именами бросаться.

И вот, пожалуйте, и в самом деле докторская. Я потрясен. Теперь во всех своих резюме указывать буду, что вместе с тобой учился. Уж с таким-то козырем я любую работенку получу. А Стивена Спилберга в ассистенты найму. Шутка.