Катехон

Если вы приглядитесь, вы увидите, как сквозь приоткрытую дверь из коридора (где он всё еще стоит, пытаясь повесить плащ) в комнату виден включенный монитор. А на нем – первый абзац его «Маленького трактата о террократии».

Этот трактат вам всем, надеюсь, хорошо известен. Мы не приводим его здесь. (Быстрые кивки, невнятное «да».)

Один абзац там посвящен тому, как будет взорван Всемирный торговый центр. День, конечно, не назван. Но остальное описано точно. (Снова кивки, и снова.)

Он разослал свой «Маленький трактат» в несколько газет. Да, в основном российских. В «Независимую», еще куда-то. Это был уже 2000 год. Несколько недель он ждал ответа. Водил экскурсии, возвращался, ужинал, ругался с отцом и ждал ответа.

Не дождавшись, разместил этот «трактат» на своем сайте. У него был свой маленький сайт… Нет, ссылка неактивна, сайт заблокирован.

И снова несколько дней ждал. Хотя бы одного отклика. Даже несколько недель. Простите, что вы сказали? На английский? Надо было перевести на английский?

Он думал об этом. Даже что-то начал. Он всегда что-то начинал. А 2000-й подошел к концу, нарядили искусственную елку. Он смотрел на нее и все еще ждал отклика. Или уже не ждал? Он не помнит. За новогодним столом ему стало плохо. Стало ясно, что дальше тянуть нельзя. Родители собирались продать эту квартиру в центре и взять чуть подальше. Но недостающие деньги на операцию нашлись и так – в церкви собрали.

В этих делах прошло полгода. В сентябре его положили на операцию.

Нет, операция была не 11-го. Это было бы слишком… Это и так напоминало операцию. Сначала на одно вытянутое к небу полушарие. Потом на другое.

Через какое-то время к нему пришли. Нет, не в реанимацию, конечно: в палату. Хотя он и до этого чувствовал. Как вдруг странно на него стали поглядывать врачи. И то, что его перевели вдруг в отдельную палату.

Они вошли и сели перед ним. Стулья уже были внесены заранее, он поглядывал на эти пустые стулья, приоткрыв один глаз. Потом вошли двое, с врачом. Один был похож на какого-то турка; так он его сразу для себя определил, хотя в Турции никогда не бывал, и вообще… А второй был русским. С русским, открытым, можно сказать даже, распахнутым лицом. Но говорил на каком-то слишком правильном, неприятном русском. От которого оставался какой-то привкус, как после принятых недавно лекарств. Или после дистиллированной воды. Интересно, бывает привкус после дистиллированной воды?

На обоих были белые халаты.

Врач представил их. По именам? Нет, конечно… «Гости». «Хотели бы с вами побеседовать». И вышел.

Их интересовали его связи с террористами. Говорил русский, правильными и мертвыми словами. Задавал вопросы. Может, всё-таки он был не русским? Поляком. Американским украинцем. «Славянин». Так он начал его называть про себя. А Турок молчал и шевелил ресницами.

Услышав от него то, что они, кажется, и рассчитывали услышать, они встали со стульев. Почти одновременно.

Они ничего не поняли, что он говорил им о петлях времени и темпоральных архивах. И о «дне сурка». Они поняли что-то другое. Было видно, как это понимание светится у них во рту, размокая от кисловатой слюны. Как они аккуратно, небольшими серебристыми комочками заглатывают это в себя.

Прощаясь, они пожелали ему выздоровления. Желал Славянин; Турок произвел быструю улыбку и прижался спиной к стене.

Сожженный поблагодарил и перестал их мысленно просвечивать. Серебристые комочки погасли.

«Будьте осторожны, – сказал Славянин. – И больше такого не пишите. Сами понимаете. Время тяжелое».

И вздохнул.

«Нет, – сказал Сожженный. – Время сейчас очень легкое. Его почти нет».

Гости переглянулись и вышли из палаты. Сожженный отвернулся к стене.

Когда он вернулся домой, оказалось, что компьютер его «чинили»… «Приходил мастер». Какой? «Ты просил, чтобы вызвали мастера…» Когда просил? «Ну, через врача просил. Номер телефона сказал. Чтобы к твоему возвращению компьютер починили…»

Компьютер был стерильно чист. Все файлы удалены. Все файлы, вместе с резервными копиями. Действительно, поработал мастер.

Сайт его тоже оказался заблокированным.

Через какое-то время (легкое, легкое время), оправившись после операции, он уехал. Да, в Ташкент. Ночью, когда родители спали. Вы видите его стоящим в коридоре. Чуть склонившийся, он достает из темноты плащ. Сумка собрана заранее; вот она, чуть левее. Он выходит из квартиры в подъезд, спускается, слегка держась за перила: его покачивает. Выходит на улицу. На заднем плане – купола Самарканда. Нет, это не две башни Всемирного торгового центра, это просто два минарета. Он идет в сторону автостанции. Но этого уже на картине нет.

Переходим к следующей.

Здесь вы видите изображение событий так называемого Великого года в истории Эрфурта, 1509-го. Долги города превысили астрономическую для того времени сумму 550 тысяч гульденов. Однако правители города решили взыскать их, повысив налоги, с простых ремесленников.

В городе начались беспорядки.

122