Катехон

Возможно и другое объяснение. Горы концентрической формы – аналогия пирамидальных нейронов коры мозга. Ответственных в том числе и за восприятие (или порождение?) времени.

Как бы то ни было, без такой горы не обойтись.

127

– Как бы то ни было, без такой горы не обойтись. Если ее не создала природа, ее должен создать человек.

Они стоят у кромки вулкана. Славянин. Турок. Фрау Фрау, продолжающая тереть лицо влажной салфеткой… уже, наверное, высохшей. И он, чуть выше, на камне. Не договорив, закашлялся. Дым. (Мы – дым… Мы – дым.)

– Я не знал, что… – начинает Турок. И тоже замолкает.

– Терриконы ведут себя по-разному. – Сожженный уже успел откашляться. – Некоторые горят несколько лет. Даже взрываются.

– Надеюсь, что этот сейчас не… – Турок тоже начинает кашлять.

Фрау Фрау снова лезет в рюкзачок. У нее там маленькая целлюлозная фабрика, наверное.

– Нам лучше помолчать, – быстро говорит Славянин. – И уходить.

Славянин фотографирует жерло. Внизу текут ручьи огня, тихо поднимается дым.

– Похоже на человека, – говорит Турок, прикрыв рот. – А вот это – на здание. Видите, вон, с куполом?

Новый приступ кашля.

– Это всё пепел, – быстро говорит Сожженный. – Пепел способен…

Теперь они кашляют вместе. Сожженный размазывает слезы и глядит вниз. Да, эта груда пепла похожа на Гур-Эмир. И так же поблескивает синеватым огнем. И распадается. А где его дом? Должен быть где-то неподалеку от Гур-Эмира… Не видно дома. Сгорел и распался, пока он тер глаза.

– А вон то… похоже на женщину… – кашляет Турок.

– Да замолчите вы уже… – шипит Славянин, а сам щурится туда, куда показывает Турок. – Где ваша женщина?

– Вон! Голая! С животом…

Сожженный тоже смотрит туда, но женщины не видит. Только груду обожженных камней. И дым.

Фрау Фрау снова возится со своим пластиковым стаканчиком. Сейчас скажет: «Сердце…», и Славянин потащит всех вниз. Но фрау Фрау молчит. Внимательно считает капли. А Славянин смотрит в огненные ручьи, в игру пепла:

– С детства хотел плюнуть в вулкан.

Лицо Славянина ненадолго становится чуть глуповатым.

– Не долетит, – отвечает Турок. – Лучше спустить.

– Что?

– Ну… – Поглядывает на фрау Фрау. – Пи-пи. Мы отвернемся.

Славянин думает. Лицо его снова становится тяжелым. Есть люди, которым не идет думать. Даже о таких, далеких от небесной метафизики вещах.

– Я не хочу, – говорит наконец.

Турок улыбается левой щекой.

– Да, надо назад, – поглаживает сердце фрау Фрау. – Скоро будет ночнеть.

Становится жарче.

Или это только кажется? Нет, Турок тоже стягивает куртку. Под ней обнаруживается рубашка в клетку. Куртку с «Wir sind ein Volk» покорно берет фрау Фрау и сует в рюкзачок. Турок поглаживает себя по упругим плечам, массирует колено.

Игра пепла внизу достигает апогея. Да, он видит ту серую женщину, на которую указывал Турок. И не одну… две, три… четыре, если принять за женщину еще вон тот обугленный кусок гранита, или что это за порода… По ним пробегает синеватое, алое сияние. Кажется, они поют. Кусок гранита, загоревшись, валится на бок. Раскалывается…

– Слышите? – спрашивает Сожженный.

Никто не слышит. Славянин, судя по виду, продолжает мысленно сканировать свой мочевой пузырь. Фрау Фрау – свое сердце; в глазах коровья пустота. Только Турок глядит на него сквозь темные линзы очков.

– Что это? – Турок перестает тереть колено.

Сожженный медленно достает сверток и разворачивает.

Теперь все трое глядят на него.

128

– Я так и знал, – говорит Турок. – Медные сандалии! Надо было обыскать вас до подъема.

– У меня их тогда не было. – Сожженный расшнуровывает ботинки. – Думаете, я смог бы эту тяжесть дотащить… Да уберите вы вашу игрушку!

Турок стоит с пистолетом.

Вид у него слегка комичный. Еще эта рубашечка в клетку. А пистолет настоящий. Вон как целится…

Сзади к Турку подходит фрау Фрау. Говорит шепотом, слышно фрагментами: «Не надо, доктор. Такой хороший день…» Трогает его руку, слегка прижимается животом.

Сожженный стягивает носки. Глядит на свои опухшие ступни.

– Хорошо, – говорит Турок. Но пистолет не убирает. – Но если он прыгнет туда, кого завтра будут…

Новая порция дыма накрывает их, Турок заходится в кашле.

– Коллеги, идемте вниз, – громко говорит Славянин. – Мы и так задержались. Надо спуститься до темноты. А этот пусть делает тут что хочет. Хочет – прыгает, хочет… Блин, надо было респиратор взять. Как вы этим говном дышите?

Сожженный достает из сумки белый хитон. Прикладывает к себе. Да, впору.

– А это… что? – кашляет Турок.

Сожженный сам не знает. Возможно, новое изделие портных Фульского короля. Они ведь продолжают шить, эти портные.

– Ладно, я пошел. – Славянин поворачивается, делает несколько шагов.

Останавливается, возвращается, нагибается над кратером.

Шевелит щеками, собирая слюну. Прощальный плевок, дубль два. Качнулся. Бестолковый взмах рукой. Потеряв равновесие, катится вниз.

Турок бросается следом, съезжая по осыпи, спасать… Сожженный, фрау Фрау стоят на краю, глядя вниз.

– Я не вижу их, – она поворачивается к нему.

Он стоит всё в том же белом хитоне. Хорошо бы надеть его на голое тело. Но неохота раздеваться: ветер, дым…

– Они погибли?