Катехон

Толпа зашевелилась, к столу прошел еще один мужчина, невысокий, темноволосый, в шевелящемся от ветра пиджаке. Представитель узбекского посольства, догадался Сожженный, чуть сощурившись. Или консульства. Перед тем как сесть, поглядел на Сожженного. Кивнув, приложил правую ладонь к груди.

Сожженный тоже машинально кивнул (руки уже были связаны).

Интересно, о чем этот, из посольства-консульства, думает? Вероятно, ни о чем. Просто поприветствовал земляка, рефлекторная вежливость. Яхшимисиз, калайсиз…[22] Уже улыбается какой-то женщине за столом (не той, что поправляла волосы, другой) и подливает ей воду.

Всё-таки он соскучился по ним. По лицам, движениям, запаху этих людей – родившихся и выросших под тем же раскаленным и пыльным солнцем, что и он. Сожженный еще раз поглядел на земляка (тот всё подливал воду, смеясь и кивая) – и тут же перестал о нем думать.

Ему вкололи снотворное, но сон всё не наступал. Стали зачитывать приговор; Сожженный вглядывался в толпу. Разглядел Турка и Славянина под зонтом – да, начало моросить, защелкали зонты. Он хотел улыбнуться им, но лицо уже не слушалось его.

Где-то внутри, под темным куполом черепа, хрипловатый женский голос читал молитву. Ему хотелось ухватиться за эту молитву, за этот голос, сосредоточиться на нем. Мысль всё время соскальзывала. Его мысли перестали принадлежать ему, перестали цепляться друг за друга. Только глаза еще подчинялись. И он, моргая, вглядывался в лица, особенно женские. Он искал… Кого? Чтение приговора закончилось.

Он уже не моргал, веки стали сухими и твердыми. Окоченели щеки; губы, дёсны – всё стало деревянным. Из бело-красной машины Deutsches Rotes Kreuz[23] бежал врач под зонтом с еще одной инъекцией. Сожженный глядел на него, на его качающийся зонт, потом снова в толпу. Тут, кажется, он вспомнил. Раздвинув губы, он закричал:

– Анна! Анна, ты где… Анна, спаси меня!

То, что вырвалось вместо этого из его окаменевшего рта, нет смысла воспроизводить. «Анна», впрочем, было вполне различимо. Инквизитор поднял голову. И снова погрузился в хэнди.

Врач обошел палача с зажженным факелом; подавшись чуть назад, вручил ему свой зонт. Палач слегка дернул головой, но зонт принял. Лицо его было в маске.

– Анна… – дернулся еще раз Сожженный.

Нового укола он уже не почувствовал.

Последнее, что он увидел, – пламя, охватившее вдруг площадь и толпу.

Откуда оно вырвалось и для чего двинулось раскаленной рекой на дома, деревья, не говоря о заметавшихся и падавших людях… Всё это могла знать она, Анна, но Анны на площади не было. Хотя, возможно, и Анна этого не знала… Катехон, подумал он и внутренне улыбнулся. Жар ударил в лицо… Катехон.

Книга вторая Шоколадница

1

…Здесь женский голос замолкает. Становятся слышными плеск реки, кряканье уток.

Это не ее слова и не ее голос.

Похож, но не ее. Она не могла этого говорить, просто не могла.

А теперь, пожалуйста, другой голос.

2

Он долго продумывал этот сад.

Ради этого, собственно, и ездил в Эгу. Садился на трамвай и плыл по городу, теряя себя и находя себя. Из Эги можно было создать хороший опытный сад-катехон. Так думал он, идя по его идеальным дорожкам. Отдыхая, лицом в небо, в шезлонге. Но. Он будет создавать свой сад-катехон не здесь.

Прежде всего, надо позаботиться о цветах.

Он заранее знал, с каких цветов начнет насаждать этот сад, сад-катехон. Еще до Эги.

Конечно – не розы.

Есть, правда, отдельные виды долгоцветущих роз. «Боника», «Король Артур» или рыжеватая «Полька». (Их фотографии, пожалуйста.) Но роза слишком нагружена любовью, ее быстротечной субстанцией. Он начнет с других цветов.

Безвременники.

Из-за имени, конечно, но не только. Цветут осенью, когда всё уже отцветает, отлетает и отходит в зябкое небытие. Второе имя: осенник, или осенний цвет.

Надев предварительно перчатки, он насадит несколько грядок разными видами безвременника.

Безвременник степной.

Безвременник киликийский.

Безвременник веселый. Безвременник змеевиковый.

На экран вползают их изображения.

Еще безвременник называют колхикумом, по имени Колхиды. По преданию, из безвременника-колхикума Медея готовила свои колдовские зелья.

Портрет Медеи. Откуда-то скопировал. «Красивая» (шепот).

Безвременник ядовит. Особенно семена и листья: высоко содержание колхицина. Яд, но одновременно и болеутоляющее. Запах безвременника снимает головную боль. И возбуждающее, если использовать вместе с имбирем и мятой.

Но это не главное. Главное – позднее, безвременное цветение.

Идеальное растение-катехон. Благодарю за внимание.

3

Она родилась в мире воды. Есть места, где эта стихия преобладает над огнем, землей и даже воздухом. Воздух здесь всегда мокрый.

Таким местом был Батуми.

Она родилась здесь за несколько лет до распада страны, казавшейся такой же вечной, как огонь, земля, вода и воздух. Ее крестили в бывшей греческой церкви, где пахло свечами и старостью. И сыростью. Впрочем, сыростью здесь пахло везде.

Дома съедала черная плесень. Люди были веселыми. Но это веселье как-то обтекало ее семью, не проникая внутрь.