Кавказские евреи-горцы (сборник)

Наши кони, сторожко храпя и потряхивая головами, поднимались в горы. Путь был крут, так что лошади буквально цеплялись за каждый выступ камня передними ногами, упираясь в твердую почву задними. Сучья с благовонными цветами хлестали в лицо, и немудрено: среди этого теплого мрака тропинка казалась черною щелью. Не различишь, где нагнуться, где нет. Ни одной звезды вверху, потому что вершины деревьев переплетались в непроницаемые своды. Там слышался порою тихий шелест, хотя ветра и в помине не было. Точно размах каких-то мягких крыльев порою мимо ушей. Раз что-то теплое, мягкое, бархатистое ударило мне прямо в щеку и с тихим писком шарахнулось в сторону; противное ощущение, должно быть, летучая мышь. В черной чаще порою вспыхивали брильянты, изумруды и яхонты, смешиваясь с золотистым блеском желтого топаза и красного рубина. То поодиночке, то кучками, точно в воздухе дрожат и мерцают головные уборы лесных эльфов. Посветит, посветит, переменит несколько цветов и вдруг потухнет, точно водою вспрыснутая искра. Один поворот тропинки – и новая чудная деталь этой великолепной картины. Тихо журчит лесной ручей, сонно, медлительно, словно спать ему самому захотелось, словно эта молчаливая ночь унимает его шаловливая серебряные струйки. Над ним вьются несколько светляков, и отражение их зыблется в воде; ни позади, ни впереди ручья не видно, только один этот лоскуток…

Тропинка все круче и круче. Приходится, чтобы не тянуло назад, нагибаться к самой шее коня.

– Сойти с лошадей надо! – говорит мне увязавшийся за нами Магомед-оглы.

– Зачем?

– Трудно… Вон впереди все уже пешком идут. Только под уздцы возьми.

Так и сделали. Наверх действительно трудно было подыматься, тем более что под ноги совались постоянно, должно быть, узловатые, свившиеся, как змеи, корни деревьев. Наткнешься и летишь лицом в сочную траву. Да и подозрительное шуршание какое-то по сторонам слышится. Не змеи ли, недаром самая гора называется Змеиной.

– Что, разве тут змей много?

– Прежде было… Царь ихний жил на этой горе. В пещере…

– Кто ж его видел?

– Никто. Только и до сих пор в этой пещере золотые кольца да битую посуду, из которой ел он, находят… Могучий царь был; мог всякий образ принять на себя. И волком, и лисицей, и чекалкой, и медведем. У него на голове три вороны блистали: одна рубиновая, другая яхонтовая, а третья алмазная… Большой был царь. Каждый день ему по три мальчика и по три девочки приносили, за то змеи не трогали никого. Ваша Мириам (Богоматерь) помогла. Дочь одного священника должна была идти на съедение змеиному царю. Ну, отец молиться стал. Мириам приняла ее образ и вместо нее пошла к змею. Как увидел ее змеиный царь, дрогнул и в самое нутро горы вполз со всеми своими подданными. Из пещеры в сердце горы жила тянулась. Ну, тогда Мириам закляла змей, чтобы они вышли из своей тюрьмы только тогда, когда кто-нибудь на этой горе храм ее разрушит…

– А разве здесь есть церковь?

– Древняя стоит… Пустая давно…

– Магомед-оглы, будь другом, покажи…

В моем воображении так и возникла разом поэтическая картина развалины в темном царстве этого дремучего леса.

– После… Вот догоним невесту, а там видно будет… Да они далеко еще, развалины эти. Ну как закляла Мириам змей, ни одна не показывается здесь. Только как заночуешь на горе, так ночью слышится, как внутри, далеко-далеко под землею, что-то шуршит, и стонет, и шикает, и свищет. Это они… Это царь змеиный ищет выхода, да не находит его и шипит от злости. А то волком в горе завоет или, как ребенок, плакать начнет. Тоже на свет выйти хочет. А то у него там дня нет, все ночь, хоть и живет он в алмазных палатах, где чудесные звезды горят…

Иногда по сторонам более зловещие звуки слышались. Что-то тяжелое, грузное, массивное шарахнулось от нас в чащу, так что долго после того трещали сучья, все тише и тише, и замирал шорох встревоженного зверя. Хорошо еще, если таким образом кабана вспугнешь, а то ведь в эти горы зачастую и тигр жалует, а про леопарда и толковать нечего – постоянный гость. Выхватить же из нас любого и труда особенного нет… Оружие за спиною, бредем через силу, темно, и не увидим даже, как недосчитаемся товарища. Положение скверное. Даже передовые остановились, видно, переговариваются, что делать.

– В прошлом году так же мохнатый черт унес Абдул-Рахима. Потом только обрывки платья, папаху да кости нашли.

– А помнишь, как здесь зверь русского чиновника попортил?

Толковали, толковали и не нашли ничего лучшего, как зажечь сучья какого-то сильно пахучего смолистого дерева и с этими импровизированными факелами идти вперед.

Все остановились на несколько минут. Слышим, как ломаются ветви. Лошади пугливо храпят, а ночь еще чернее, еще непрогляднее…