Казачество и власть накануне Великих реформ Александра II. Конец 1850-х – начало 1860-х гг.

И первое, и второе обстоятельства вполне могли быть проигнорированы властью. Однако в лице заместителя начальника Управления иррегулярных войск А.П. Чеботарева крупные донские помещики, а также представители «прогрессивной» казачьей интеллектуальной элиты получали убежденного сторонника своих идей, и, что самое главное, способного воплотить их в жизнь. То есть, если говорить о так называемом «человеческом факторе» в правительственной политике в отношении казачества, деятельность А.П. Чеботарева идеально подходит для его иллюстрации, как и то, что вряд ли заместитель начальника управления был единственным в своих взглядах на казачество. В планах и проектах Д.А. Милютина и А.И. Барятинского 1840—1860-х годов казачество рассматривалось как средство для решения актуальных государственных задач, а не как то, чем следовало бы дорожить, и уж тем более преклоняться из-за былых заслуг.

Одной из таких задач было окончательное завоевание Кавказа и его дальнейшая колонизация. С точки зрения обеспечения безопасности границ империи необходимость масштабной колонизации Кавказа, как нам представляется, была гораздо важнее, чем в свое время покорение Сибири и освоение ее просторов. При официальном взгляде на казачество начала 1860-х годов как на «сословие, предназначенное в государственном быту для того, чтобы оберегать границы империи, прилегающие к враждебным и неблагоустроенным племенам и заселять отнимаемые у них земли»³⁴⁶, у казаков иного пути, как стать ресурсной базой для колонизации Кавказа, не было. В связи с этим все, что могло помешать массовому переселению казаков, в том числе традиционный уклад жизни, существующие привилегии и пр., должно было быть приспособлено, а лучше трансформировано, для более эффективного исполнения поставленной задачи. Однако способ решения земельного вопроса переселенцев был отчасти подсказан казачьим сопротивлением колонизации.

Как известно, Российская империя после Крымской войны оказалась в затяжном финансово-экономическом кризисе. От Военного министерства в 1850—1860-х годах постоянно требовалось сокращение расходов на армию. С первых дней нахождения Д.А. Милютина в министерстве ему приходилось иметь дело с проблемой экономии выделяемых средств на армию. Поступающие в ведомство предложения по гражданскому развитию казачьих земель с упором на извлечение из этого экономической выгоды, с одновременным сокращением казачьих частей и созданием условий для выхода из казачьего сословия вполне могли найти у Милютина понимание. Тем более что возможный перевод казаков в гражданское состояние потенциально увеличивал количество налогоплательщиков в империи. Для Милютина, последовательного и стойкого противника сословных привилегий, расставание крепостников со своими правами было естественным и правильным процессом³⁴⁷. А если подобное расставание только c казачьими привилегиями еще и могло принести пользу государству в финансовом отношении, то в лице нового военного министра упомянутые предложения получали своего высокопоставленного сторонника.

Увеличение количества публикаций казачьей тематики в конце 1850 – начале 1860-х годов не могло не отразиться на мнении о казаках, прежде всего в военных кругах. Несомненно, что различные оценки казачества имелись в обществе и до упомянутой печатной активности. Но с началом эпохи освобождения казачьи вопросы становятся более доступными для обсуждения в прессе, в опубликованных статьях обнаруживаются проблемы в развитии казачьих войск, предлагаются пути их решения, встречаются и критические замечания в адрес казачества. Таким образом, происходит насыщение общественного мнения о казачестве³⁴⁸. Конкретное влияние такого мнения на правительственную политику отследить крайне трудно, и это, пожалуй, самый опосредованный из приведенных нами факторов, но при этом все же вряд ли игнорируемый властью.