«Казахский геноцид», которого не было

В ответ на эту гипотезу, несомненно, поднимется высокая волна эмоционального возмущения и негодования. Да как можно! Ведь байство пострадало от большевиков, его всячески притесняли, конфисковывали и репрессировали, как можно подозревать его в организации голода, то есть, по сути дела, в преднамеренном убийстве огромного множества людей? Спокойно. Нам придется пристально присмотреться к казахскому байству, поскольку других кандидатов в устроители масштабного голода все равно нет. Обвинения в адрес Казкрайкома мы уже аргументированно отвели. Партийное руководство КАССР в голоде не виновно, потому что, во-первых, имело планы увеличения численности казахов, умножения казахского скота и приобщения казахов к зерновой запашке в непредставимых ранее масштабах; во-вторых, вложило в построение высокопроизводительного товарного сельского хозяйства колоссальные средства, многократно превышающие весь доход от сельского хозяйства всего населения КАССР; в-третьих, проводило скотозаготовки в таких масштабах, который не вел к коренному подрыву животноводства в республике. Так что остается один казахский бай на роль подозреваемого.

Какой казахский бай был хороший

История коллективизации в СССР крайне запутана, извращена и многократно мифологизирована. По сути, все, что нам до сих пор рассказывали о коллективизации, представляет собой мифы пропагандистского происхождения, целый слоеный пирог из мифов. Мифы сочиняли как сторонники, так и противники коллективизации. Сторонники сочиняли их для того, чтобы прикрыть неблаговидные стороны коллективизации (в особенности что коллективизация была по существу раскрестьяниванием, что имело бы разрушительные последствия для власти, объявившей себя рабоче-крестьянской) и постигшие их неудачи. Эти мифы я подробно разбирал и объяснял в своей книге по общей истории коллективизации: «Сталинская коллективизация. Борьба за хлеб». Противники сочиняли их для того, чтобы опорочить саму идею коллективизации, очернить политику советской власти и добиться преимуществ в острой идеологической борьбе. Впоследствии, когда забывались конкретные истоки того или иного мифа, они сплетались между собой самым прихотливым образом. Расплести этот узор не так-то просто.

Коллективизация в Казахстане — это часть процесса коллективизации в СССР, хотя и с большим своеобразием. Мифологии здесь тоже много, и тоже есть слоеный пирог из мифов, часть из которых запустило в обращение партийное руководство, а часть произошла из байской антисоветской агитации. В предыдущей главе мы разобрали и отвергли миф советского происхождения о разрушительном влиянии скотозаготовок. Теперь же перейдем к рассмотрению мифа, который явно происходил из среды казахского байства.

В литературе, посвященной казахскому кочевому обществу, истории, давней и современной, или экономике, байству вообще не отводится какого-то особого места. На первом месте стоят бии — судьи, как носители мудрости и правосудия (наиболее почитаемые: Толе-би, Казыбек-би и Айтеке-би, авторы свода законов «Жеті Жарғы» начала XVIII века), поэты, певцы — носители устных традиций. Большое значение уделялось старейшинам: «К мнению стариков прислушивался весь аул. Когда говорил старик, никто не смел его перебивать, тем более перечить ему. Старики пользовались почетом и уважением. В любой казахской юрте их усаживали на самое почетное место»[87]. И хозяйством тоже управлял самый старший, дед или отец. Также внимание уделяется знаменитым казахским ханам и батырам, последним в основном для украшения современных родословных. Стало модно теперь в Казахстане возводить свой род к какому-нибудь древнему батыру, пусть бы и районного масштаба. В казахской литературе упор делается на древнюю и самобытную духовность: «Кочевники-скотоводы — не степные дикари, а духовно богатые, мудро приспособившиеся к суровым условиям степной жизни люди, за спиной которых десятки, сотни тысяч лет истории»[88]. Примеров этого можно найти во множестве, тем более, что славословий в адрес казахской духовности за 30 лет независимости Казахстана было высказано много. Но вот в книге Д. К. Кшибекова все это подается в концентрированном виде.

Социальное неравенство в кочевом ауле — нет, не слышали. Кочевое общество преподносится как общество равенства и чуть ли не демократии, следующее исконным патриархальным обычаям. То, у какого-то кочевника много скота, так из этого ничего не следует: «Отметим, что крупные баи, владевшие несчетным количеством скота, в то же время не имели даже чистого постельного белья, ходили в лохмотьях. В этом заключается патриархальность образа жизни и быта казахских баев при отсутствии потребностей рынка»[89]. И далее: «Казахский бай в своей основе жил хуже, чем колхозный чабан на отгоне»[90]. Какой бедный был казахский бай!