«Казахский геноцид», которого не было

Следующий социальный статус за манапом и аткамнером — джигиты. Это личные телохранители и воины на службе у манапа; чаще всего они жили при его зимовке (киргизские манапы строили не убогие землянки, как казахские баи, а усадьбы с домами и службами, и при них были дома джигитов) или на его летовке. Об их функциях тов. Погорельский и Батраков написали очень выразительно: «В обязанность джигитов, между прочим, входило следить за настроениями и если в среде кочевников вырастал какой-либо новый авторитет, приобретал влияние и начинал свободно разговаривать, его сейчас же пугали, а в случае надобности грабили, заставляя молчать. Некоторые из таких джигитов должны в новых, современных условиях под видом батраков пробираться к власти и осуществлять приказания манапов»[113]. Джигиты — манапская спецслужба и полиция в одном лице.

Джигиты, ввиду их важных функций для манапской власти, жили хорошо, обычно за счет щедрого «саана», предоставляемого манапом. Иногда им давали до 600 овец и до 11 коров в «саан», то есть крупное и зажиточное хозяйство. В Киргизии различали аткамнеров и джигитов, а в Казахстане — нет, видимо потому, что в казахской практике эти две социальные категории фактически сливались.

Далее — букара, по-киргизски, подданные. Это основная масса рядовых кочевников, подчиненных власти манапа, облагаемая разнообразными налогами, сборами и подвергавшаяся самому разному произволу, который только придет в голову манапу или его приближенным.

Наконец, были и люди, находившиеся в социальном статусе, наиболее близком к русским крепостным. Это была домашняя прислуга, конюхи, дворовые слуги манапа[114]. Они не имели своего хозяйства, кормились манапской милостью и всегда жили при нем, либо на зимовке, либо кочевали вместе с ним. Нередко семьи слуг надолго разделялись. Мужчины оставались на зимовке, а женщины, подростки и дети уходили с манапом в кочевье и на летовку.

На самом дне киргизского кочевого общества были рабы, не имевшие вообще ничего и никаких прав, бывшие вещью. Например, рабов выставляли в качестве приза на скачках. В 1920-х годах рабы стали редкостью, но еще встречались в отдаленных горных районах.

Власть манапа была безраздельной и тотальной: «Манап на территории, населенной подвластной ему букарой, сосредоточивает в своих руках всю полноту как административной, так и судебной власти. Он творит суд и расправу»[115]. При царской власти существовал также суд биев — старейшин, но к моменту обследования этот суд был уже полностью подчинен манапу, или же манапы сами занимались разбором судебных исков. Суд манапа не обходился без подношений: «бийлик» — судебная пошлина манапу, «аип-тарту» — судебный штраф в пользу манапа, который возлагался на проигравшую сторону помимо назначенного платежа в пользу истца. Манап имел огромные судебные привилегии, кроме самого права суда. Если в суде свидетельствовал сам манап, то его простое свидетельство без присяги было сильнее, чем свидетеля из букары.

Манап также разрешал семейные дела. В частности, букаре запрещалось жениться без разрешения манапа, и такие самовольные браки наказывались штрафом. Развод по решению суда биев сопровождался разделом калыма; пятую часть брали бии, а десятую часть отдавали манапу. Также манап был вправе сам расторгнуть брак, выдать женщину за другого и присвоить себе калым.

Власть манапа в наибольшей степени выражалась во взимаемых с букары налогах. Их был целый список. В них входили:

«салык» — регулярный налог баранами или лошадьми,

«чигым» — сбор на сделанные манапом расходы,

«джгурт-чилик» — сбор на предстоящие манапу расходы,

«отмай» — сбор с чужого населения, приходящего для выпаса скота[116],

мостовой сбор за пользование мостами,

«соишь» — поставка манапу жирного барана, когда ему захочется,

«байла»[117] — половина дичи, убитой охотником,

«кушимча» — повинность участия в организации праздников,

«орункутуктау» — подношения манапу по случаю занятия должности[118].

Манапы также взимали пошлину с торговцев, торговавших в аулах, для чего содержали внутренние таможни. К слову сказать, в материалах о казахском ауле почти ничего не говорится о налогах и сборах, которые накладывались на рядовых кочевников, но они, несомненно, были.

Уже из этого описания социальных отношений в киргизском кочевом ауле становится вполне очевидно, что рядовой кочевник из букары был фактически совершенно бесправен во всех смыслах. Он должен был платить, когда и как манап захочет, он должен был выполнять любое решение, любую прихоть манапа, а попытки сопротивления, например обращение в советский суд, пресекались либо уговорами аткамнера, либо же насилием джигитов. Такие отношения можно с полным правом назвать крепостническими.