«Казахский геноцид», которого не было

Второй этап: конфискация байских хозяйств в конце 1928 года, на основе декрета КазЦИК «О конфискации байских хозяйств» от 27 августа 1928 года[125]. Кампания должна была охватить 119 районов, в том числе 9 кочевых, 85 полукочевых и 25 оседлых районов, то есть весь Казахстан. В Казкрайкоме первоначально собирались произвести широкую конфискацию, охватывающую 1500 хозяйств, при этом на хозяйство оставлялось 100–150 голов скота, в зависимости от района. ЦК ВКП(б) и ВЦИК эту программу не утвердили и выдвинули значительно более сокращенный план — конфискация 700 хозяйств, с увеличенными нормами оставляемого скота: 400 голов для кочевых районов, 300 голов для полукочевых районов и 150 голов для оседлых районов[126]. К декабрю 1928 года кампания по конфискации была в основном завершена. По словам тов. Голощекина на VII Всеказакской партконференции в июне 1930 года, было конфисковано 608 хозяйств (около 20 % всех байских хозяйств), у которых было изъято 125,7 тысячи голов в пересчете на крупнорогатый скот, 632 единицы сельхозорудий, 1257 строений, 783 транспортных средства, 1253 единицы прочего имущества (ковров, кошм и прочего)[127]. Исследователь истории коллективизации С. А. Нейштадт приводит сведения об использовании конфискованного стада. Из 125 704 голов в пересчете на крупнорогатый скот 4614 голов было оставлено в байских хозяйствах, 841 голова пала до распределения, 4899 голов было уплачено в качестве сельхозналога, 1431 голова передана в совхозы и 113 919 голов было распределено среди бедняцких и середняцких хозяйств[128]. Было также создано 293 колхозов и 5 совхозов. Именно эту конфискацию тов. Голощекин позже называл «Октябрем в ауле»[129].

Третий этап: ликвидация байских хозяйств в ходе сплошной коллективизации в начале 1930 года. 17 января 1930 года Бюро Казкрайкома ВКП(б) приняло решение о конфискации у байских хозяйств скота с оставлением потребительского минимума[130]. 1 февраля 1930 года постановлением ЦИК и СНК СССР кулацким и байским хозяйствам запрещено было переселяться и продавать имущество без разрешения райисполкомов. 19 февраля 1930 года ЦИК и СНК КАССР выпустил постановление, согласно которому кулацко-байские хозяйства выселялись из районов сплошной коллективизации, с конфискацией всего имущества, за исключением минимально необходимого для ведения хозяйства. При Казкрайкоме была создана расширенная комиссия по подготовке ликвидации кулачества и байства, а во всех округах созданы оперативные тройки во главе с секретарем окружкома ВКП(б)[131]. На 1 февраля 1930 года в 60 районах сплошной коллективизации было 19 163 кулацко-байских хозяйства. В феврале-марте в 51 районе было ликвидировано 3123 кулацких и байских хозяйств[132]. Одновременно стартовала кампания по административному переустройству аулов по постановлению ЦИК КАССР. В указаниях к этой административной реформе прямо говорилось, что цель состоит в ликвидации родовых аулов, то есть таких аулов, которыми управляли баи, и создании хозяйственно-территориальных аулов, в которых роды смешивались[133]. Если казахское байство, насаждавшее разделение по родам, культивировало разобщение казахов для удобства их эксплуатации, то советская власть взяла решительный курс на слом этих перегородок и объединение казахов как советских трудящихся. Создание новых административных аулов должно было быть завершено к 1932 году.

Восприятие этих фактов всецело зависит от исторического контекста, в частности от представления, чем именно было казахское байство. Если считать бая благодетелем аула и столпом кочевого общества, то вышеописанную политику нельзя не воспринимать как немотивированное нападение на байство. Мол, они заботились только о благополучии аула, а их стали конфисковывать, забирать у них скот. Отметим, что во всей литературе, посвященной «казгеноциду», совершенно ничего не говорится о том, как байство этому сопротивлялось, так что даже возникает впечатление, что никакого сопротивления и не было. Кроткими такими были баи, у них отбирали скот, а они молчали.

Если же воспринимать, что казахское байство было аналогичным киргизскому манапству, имело безраздельную, неограниченную и, по сути, диктаторскую власть в ауле, грабило и эксплуатировало рядовых кочевников, насколько им хватало выдумки, то картина получается совсем другой. Все перечисленные мероприятия были направлены, в сущности, на то, чтобы показать аульной массе, что власть байства кончилась, что теперь есть другая власть, которая сильнее всех баев, вместе взятых. Представители этой власти могут заявиться в аул и сделать все, что пожелают: отнять у баев право распоряжаться пастбищами и наделить ими всех или почти всех кочевников, отнять у баев скот и раздать его бедноте. Это было подлинное потрясение вековых основ казахского общества в самых их основаниях. И это была не просто демонстрация, а конкретная политика ликвидации власти казахского байства без остатка.