Надо полагать, что эти мероприятия произвели самое сильное впечатление на аульную массу, вызвали своего рода взрыв мозга у беднейших и небогатых слоев кочевников. Они вдруг увидели, что баи, перед которыми они снимали шапку, которым кланялись и исполняли любой их каприз, практически бессильны перед этой новой властью. Насколько это потрясло их, можно проиллюстрировать таким примером. У киргизов был обычай, что даже джигит или аткамнер не мог проехать по байскому аулу верхом на лошади; он должен был идти пешком. Подобный обычай, должно быть, существовал и у казахов. Теперь же рядовые кочевники безо всякого почтения завладели и скотом из байских стад, и байскими пастбищами. Самого бая вскоре стали гнать из аула куда подальше. Это было феноменальное, прежде непредставимое унижение байства в глазах аульных масс. Это, вне всякого сомнения, вызвало многочисленные случаи насмешек над баями и открытого им неповиновения, отказа исполнять байские приказы.
Разумеется, что все это произошло не сразу и не в один момент. Все же старые традиции еще цепко держали казахскую массу, да и уровень их грамотности, в частности политической грамотности, не позволял рядовым казахам, даже всей душой вставшим на сторону советской власти, стать последовательными и стойкими борцами за ее утверждение и укрепление в ауле. Поначалу кочевники колебались между баем и большевиками, в частности, это выразилось в том, что после завершения передела земли 11–12 % бедняцких хозяйств, у которых не было возможности обрабатывать землю и использовать по малоскотности сенокосы, сдавали 70 % площади арендованной пашни и 51 % площади арендованных сенокосов[134]
. Отмечались также многочисленные случаи возврата скота, конфискованного у баев. Но все же взлом прежнего байского господства состоялся.Несомненно было и другое важное последствие конфискации байства — симпатии значительной части казахов качнулись на сторону советской власти. Это неудивительно. Люди вообще охотнее становятся на сторону сильного, а тут еще появилась возможность поквитаться с баями за прошлые унижения и обиды, за бесправие и за почти открытый грабеж. Многие уполномоченные из казахов, очевидно, этой возможностью воспользовались сполна. Вчерашнего бесправного батрака, получившего мандат и наган, ничто не могло остановить от перегибов, как и уполномоченных из бедноты в русских и украинских деревнях, которые пошли раскулачивать кулаков или тех, кого они считали кулаками.
Из этого также следует, что мероприятия советской власти в ауле, в частности оседание и коллективизацию, значительная часть казахов встретила с одобрением и воодушевлением. Еще бы! Эти люди уже получили от советской власти то, о чем раньше не смели и мечтать: скот, пастбища, пашни, весьма умеренное налоговое обложение, особенно по сравнению с байскими поборами. Почему это в их глазах колхозы и оседание должны были быть чем-то плохим и неприемлемым? Да конечно, нужно поселиться оседло и вступить в колхозы!
И отсюда же следует другая, очень важная для нашей темы мысль: для казахского байства врагами становились не только большевики, но и та часть казахских кочевников, которая фактически перешла на сторону советской власти. Только если советской власти бай вряд ли мог что-то сделать, то вот сторонникам большевиков и советской власти в ауле бай мог нанести большой ущерб, и в этом состояла его основная линия борьбы.
То, что бай мало что мог сделать советской власти, — это результат борьбы. Первоначально же казахское байство вполне искренне считало, что оно в состоянии свергнуть советскую власть и прогнать большевиков, для чего в период сплошной коллективизации организовало целый ряд восстаний, 372 массовых восстания и выступления, если быть точным. Правильнее их было бы назвать мятежами, хотя, впрочем, ладно — пусть будут восстания.