«Казахский геноцид», которого не было

Это еще не все. Документы фонда Комиссии ВЦИК по оседанию кочевого и полукочевого населения, которая подробно изучала местные данные и взяла из риков ряд документов, наглядно показывают, что районы данные собирали. К примеру, в Тургайском районе была сводка динамики численности хозяйств, едоков и скота с мая 1930 года по июль 1935 года, по каждому году[174]. Имелась отдельная справка о динамике численности скота по каждому аулу в отдельности с 1929 по февраль 1934 года[175]. Это был примечательный документ. Он был составлен на казахском языке и напечатан на пишущей машинке с казахским латинским шрифтом. Неплохое было техническое оснащение Тургайского рика!

Наконец, была подробная справка по количеству хозяйств и населения, составленная, очевидно, в УНХУ Госплана КАССР в 1935 году по всем без исключения районам Казахстана с 1929 по 1934 годы[176]. Признаюсь, когда я ее увидел, я не поверил своим глазам, что такое может быть.

Сводные данные можно представить в виде следующей таблицы:

Эти сведения, видимо, наиболее точные и полные из имеющихся, можно сопоставить с данными налогового учета:

* Данные за 1931 год.

Данные, как видим, весьма разнобойные, но при этом кое-что говорящие. Во-первых, очевиден явный налоговый недоучет населения и хозяйств. Только он выражает не сколько способность советских низовых органов по сбору налоговых данных, сколько политическую ситуацию в КАССР. Налоговый недоучет вытекал из того, что часть населения укрывалась от налогов, и из того, что часть районов фактически не контролировалась центральными органами КАССР.

Во-вторых, между 1931 и 1932 годами куда-то подевалось 2,5 млн человек населения и 337 тысяч хозяйств. При этом налоговый учет в 1932 году был довольно точным, расхождение между данными, как видим, невелико. Эта разница, на мой взгляд, определяет масштаб откочевок, как внутриказахстанских, так и за пределы Казахстана.

В-третьих, между 1932 и 1933 годами население сократилось на 728 тысяч человек. В это время откочевничество уже пошло на спад и началось возвращение откочевщиков, так что эта убыль, скорее всего, определяется голодом и его последствиями. Налоговый учет в это время пришел в сильный упадок, за 1933 год вообще не было представлено никаких сведений, а за 1934 год не было учтено более миллиона человек и 159 тысяч хозяйств. Это было связано, очевидно, с возвратом откочевщиков, которые устраивались долго и тяжело, бродили по республике и потому в налоговый учет не попали.

Итак, можно сделать немаловажное наблюдение, характеризующее положение дел в Казахстане в годы хозяйственного кризиса. Подробные статистические сведения центральные органы КАССР получили только в начале 1935 года, а до этого они довольствовались частичными, неполными и неточными данными, собранными с части районов. При этом сам аульно-районный аппарат работал нормально, раз сумел собрать столь детальные данные, которые с них потом истребовали. Таким образом, в период хозяйственного кризиса произошел разрыв между центральной властью и рядом районов (примерно 30–40 % их числа). На мой взгляд, это выражение тихого мятежа, саботажа, руководителями и вдохновителями которого были, очевидно, байские агенты в низовых советских органах.

Может быть, у них связи не было? Эта мысль высказывалась часто, и я ее разделял в своей предыдущей работе. Однако и эту точку зрения придется отвергнуть ввиду некоторых данных о развитии связи в КАССР, которые удалось разыскать. Перед сплошной коллективизацией состояние связи действительно было не слишком хорошим, как свидетельствует доклад уполномоченного Наркомпочтеля при СНК КАССР тов. Осепчука на Всеказакском съезде работников связи в январе 1930 года. Средний износ капитала связи — 41,3 %, то есть из 7 млн рублей капитала 3 млн рублей было малопригодно к использованию. Износ линий связи превышал 50 %, а некоторые линии, такие как Алма-Ата — Ташкент, Алма-Ата — Омск и Омск — Семипалатинск, были сооружены еще при царе Александре II[177]. Охват почтовой связью составлял 32,5 % в сельской местности, что было в 2,5 раза меньше, чем в среднем по СССР. Актюбинский округ был охвачен почтой на 23 %.

Недавно перенесенная в Алма-Ату столица не имела прямой телеграфной связи со всеми окружными центрами. Из 192 риков[178] имели телеграфную связь с окружными центрами 49 %, но при этом имели прямую связь только с 1,5 % своих сельсоветов. Тов. Осепчук приводил еще ряд примеров слабости почты и связи, рисовавших весьма безрадостную картину.