Таковые обнаружились в доносах других должностных лиц. Вице-губернатор Николай Иванович Ивановский сообщал об отбраковке московским военным губернатором сорока семи рекрутов, отобранных по Казанской губернии, потому как оказались «среди них слепые, кривые, немые, хромые, косолапые, шелудивые и беззубые»[215]
. Вина за это упущение падала на губернатора. Его ответственность за случившееся была скреплена личной росписью в журналах по приемке рекрутов. К мнению Ивановского, которого знали в министерских кругах как «самого честного человека»[216], прислушались. Его доносы убеждали, что конфликтная ситуация в губернской администрации сковывает всю работу местного правительства. О возможной личной ссоре губернатора с вице-губернатором позднее спрашивал и Пестель. Кацарев отвечал, что «личную ссору с вице-губернатором не имел, а по службе был во многом различного с сим чиновником мнения, что он… всякое неуважение к предложению моему в качестве начальника губернии почитал оскорблением службы»[217]. Вероятно, причина крылась в некомпетентности губернатора, в его начальственном тоне, столичном снобизме при отсутствии должных знаний. На фоне многолетнего вице-губернаторского опыта Ивановского профессиональная слабость Кацарева была очевидна. При отсутствии управленческой практики, знаний тонкости «отправления дел» его сослуживцев особо раздражал избранный «волюнтаристский» стиль руководства.В этой непростой ситуации донос независимого лица, стороннего от административных перипетий, мог оказаться весомым для принятия решения о посылке ревизора в Казань. В указе о назначении сенаторской ревизии помимо фамилии Ивановского значилась фамилия и отставного подпоручика Якова Исакова. В его доносе сообщалось, что еще в Петербурге Кацарев обещал ему место в Казани, но обещания своего не сдержал, чем вверг всю его семью, прибывшую вместе с ним, в долговую нужду. Возмущенный обманом, движимый нанесенной обидой Исаков отослал в Сенат подробнейший донос (состоящий из 12 пунктов) о состоянии дел в местной администрации[218]
. Сообщалось, что «губернатор стращал всех в Казани, великие с чиновников брал взятки, а именно: с исправников — ядринского Назарова за уезд 8000 рублей на три года, о чем Ключарев хвалился при исправнике Шапошникове и квартальном Логинове, сказывая, что ему губернатор дал только третью часть, однако ж Назаров при выручке курса с поселян подвергся суду; тетюшского Филиппова за уезд 3000 рублей на вексель чрез купца Комарова, в котором число уплачено уже 1500 рублей; чебоксарского Есипова — 3500 рублей, пару лошадей с упряжкою и человеком; цивильского Колбицкого — 2000 рублей; царевококшайского Шапошникова — 2000 рублей; свияжского Есипова — 2000 рублей. С заседателей везде по 100 и по 200 рублей. С казанского асессора Фишера за определение в гимназию — 250 рублей. С правящего полицмейстерскую должность капитана Шарангина — 200 рублей… С секретаря правления Пичулина за то, что губернатор написал его в рапорте к государю своим секретарем, каковым он никогда не бывал, и обманом за отличия выпросил чин асессора — 500 рублей, да на 75 рублей сукна Ключареву на именины… С уездных судей: казанского Апухтина — 300 рублей, да по 50 рублей в каждый месяц из доходов; чистопольского — 200 рублей; царевококшайского Бугряева — 250 рублей. Всего по счету от одной баллотировки губернатор и Ключарев набрали — 25 000 рублей»[219]. И далее, в подтверждение этих сведений, доноситель ссылался на градского главу Жаркова, возмущавшегося, что у него «окна все обили и двери стерли чиновники, прося по две и по три тысячи рублей на покупку у губернатора мест», а при этом полицейским чинам жалованья дать нечем, губернатор же взял на то с градской думы 2000 рублей, а «полицейским дозволил доходами пользоваться».