Казанское губернаторство первой половины XIX века. Бремя власти

Рапорты Кушникова[363] периода первой казанской командировки никаких особых замечаний или жалоб в адрес местного правительства не содержали. Сообщалось, что в результате пожара «в доме присутственных мест, архивные дела, книги, планы и прочие документы, как губернского правления, так и во всех зависящих от него местах равномерно в Казенной, Уголовной, Гражданской палатах, Совестном суде и в дворянском собрании сгорели, кроме некоторых дел уцелевших от пожара». Сказанное подтверждали описи сгоревших документов, ведомости наличествующих сумм до пожара и после. Тогда же и состоялось деловое знакомство С. С. Кушникова с гражданским губернатором И. А. Толстым, вступившим в свою должность за неделю до пожара.

Назначенные для новой ревизии сенаторы кроме инструкции получили все сведения о губернских «беспорядках», имевшиеся в фондах Министерства внутренних дел. Удалось обнаружить переписку ревизоров с министром внутренних дел В. П. Кочубеем, а также с чиновниками первого и второго отделения исполнительного департамента Министерства полиции[364]. Господам Кушникову и Санти были переданы для ознакомления 14 дел по Казанской губернии, содержащие жалобы и доносы начиная с 1813 г. Следует отметить, что ни в одном из этих документов не упоминались те самые «злоупотребления» по дорожной повинности. Переписка содержала иную причину предстоящей ревизии — «донос казанского губернского предводителя на тамошнего гражданского губернатора графа Толстого». В составленной сводке МВД значились два доноса канцеляриста М. Иванова, жалобы по ясачному ведомству о «притеснениях» со стороны исправников, жалоба татарина Назирова на мамадышского исправника и т. д.

В этом перечне вновь упоминаются доносы бывшего канцеляриста Михаила Иванова, пережившего натиск Ф. П. Гурьева. Его история началась с 1813 г., когда он служил канцеляристом Мамадышского земского суда. «За отпуск присланных из волости колодников и уничтожение всех документов о них, а также за собирание с поселян обманом денег»[365] он впервые попал под суд, но по амнистии (по Манифесту 30 августа 1814 года) был освобожден. Тут же на него было заведено новое дело, которое, как уже отмечалось, расследовал вице-губернатор Гурьев. В 1815 г. по приговору Сената Иванова должны были выслать в Сибирь, но он был оставлен в Казани до окончания следствия по его же доносам «о злоупотреблениях чиновников Казанской губернии»[366]. Поэтому в течение следующих пяти лет бывший канцелярист буквально заполонил доносами все известные ему инстанции. Возбуждение следствия по ним продлевало ему жизнь на свободе, а решения суда по предыдущим его преступлениям никак не могли его настичь. Поначалу его доносы носили частный характер[367], затем проситель стал постоянно добавлять, что у «всех таковых беспорядков и прочих злоупотреблений есть действующие лица — советник Москатильников и губернский прокурор Овцын». Следующая волна сообщений пополнилась сведениями о том, «что вообще в Казанской губернии происходят величайшие злоупотребления по постройке мостов, верстовых столбов, этапных казематов и по рекрутскому набору». Воронка обвинений расширялась. Теперь в нее втягивалось губернское правление во главе с губернатором. Доносы приобретали масштабность…

Сам же доноситель, находясь под судом, нигде не служил, но оставался преуспевающим дельцом, жил богато, имел отличный выезд и составил тяжебными делами значительное состояние. Иванов организовал в Казани подобие адвокатской конторы, штат которой состоял из таких же, как он, знатоков крючкотворства. Собирая сплетни и даже клочки бумаг, выброшенных из кабинетных корзинок, он был готов на клевету и шантаж, на необузданно лживый и ловко обставленный донос[368]. Этот предприимчивый авантюрист вел не один десяток «ябеднических дел» за пределами Казанской губернии. Известно, что только по одиннадцати из них были вынесены сенатские приговоры. То, что объектами его нападок становились не раз упоминаемый нами советник губернского правления С. А. Москотильников, а также губернский прокурор, вполне объяснимо: по долгу службы они имели отношение к его делу и представляли для доносителя прямую угрозу. Таким образом, доносы отставного мамадышского канцеляриста Михаила Иванова подливали масло в огонь при организации, а потом и в ходе ревизии.