Чтобы оценить, сколь плотной была в Казани атмосфера доносительства, обратимся к характеристике того же Москотильникова, взятой из доноса М. Иванова: «… он нижегородский мещанин, находился в тамошнем магистрате писцом, напоследок написав себе обманом аттестат, растратив общественные деньги, уехал скрытным образом в Казань… потом без всякого письменного вида определен в казанскую татарскую ратушу, а из оной переведен в городовой магистрат, будучи в чине городового секретаря был неоднократно судим и по решению оштрафован и все сие поступки скрывал по формулярным спискам…»[369]
Подлог документов, растрата денег, судимость, «штрафование» умело вписаны в канву послужного списка. Реальные формулярные сведения о службе перемежаются с вымыслом. При расстановке нужных акцентов создавалось заведомо негативное восприятие описываемого чиновника. «Казанские Ивановы», ставшие уже профессионалами в своем деле, подобными приемами добивались поставленной цели.Для сравнения хочется предложить характеристику того же чиновника, данную литератором и краеведом П. А. Пономаревым, писавшим о Савве Андреевиче: «…даровитый самоучка, человек недюжинного ума и образования, на котором ярко отразилось все лучшее эпохи энциклопедизма и масонства; юрист-практик и теоретик, готовившийся одно время к университетской кафедре, переводчик „Освобожденного Иерусалима“ Тассо сначала с французского, а потом и с итальянского. Близкий друг одного из благороднейших людей своего времени И. В. Лопухина. Человек безукоризненной честности и твердых нравственных принципов… Москотильников на скромном посту чиновника особых поручений и советника губернского правления, при восьми губернаторах (до и после Толстого) был в Казани энергичным и гуманным исполнителем закона. Следы его разносторонней деятельности рассеяны, можно сказать, по всей казанской жизни. Его имя мы встречаем в „Трудах казанского общества любителей отечественной словесности“. Он безвозмездно трудится в качестве делопроизводителя по учреждению в Казани женского института. Одним словом, ниодно культурное местное начинание не обходится без его участия»[370]
. И действительно, оказавшись губернатором на склоне лет, при отсутствии своей команды, граф И. А. Толстой мог рассчитывать лишь на бескорыстие и помощь своего помощника — знатока административного и судебного права, искушенного делопроизводителя. Его очевидная «слабость» управленца уравновешивалась опытностью и даровитостью коллежского советника Москотильникова. Подобная практика неформальных служебных отношений была широко распространена в российской системе управления[371]. Об этом упоминалось и в одной из анонимных записок, датированной 1817 г. и зарегистрированной в МВД. В ней сообщалось, что «Москатильников и ныне по слабости губернатора Толстого что хочет, то и делает, так как человек пронырливой, в совести своей очень лукавый, и в приказном порядке знающий»[372].С. А. Москатильников
В том же 1817 г. произошел инцидент между губернатором и новым губернским прокурором. Камнем преткновения оказался все тот же губернский советник. Об этом можно судить по рапорту прокурора Кисловского (сменил В. Овцына)[373]
. Министру юстиции сообщили об обиде, нанесенной советником Москотильниковым прокурору в момент его посещения губернского правления для проверки заполнения текущих записей в журналах. Интерес прокурора к этим записям оказался не случайным. Ему стало известно, что губернское правление без согласования переместило из Царевококшайского земского суда на освободившуюся вакансию секретаря казанского уездного суда — Сторожева. Последний и обратился к прокурору, не желая переезжать в Казань. 28 сентября 1817 г. прокурор хотел найти в журнале нужную ему запись, чтобы затем сделать замечание губернскому правлению. Но неожиданно для себя получил от Москотильникова ответ, что он не должен читать бумаги в процессе их подготовки. Эту реплику губернский прокурор и посчитал «обидной», но более всего его удивила реакция присутствующего гражданского губернатора, который не просто стал на сторону советника, но посчитал действия прокурора оскорбительными. Другой присутствующий при этом советник правления Сергиевский от конфликта отстранился, сказавшись больным. В рапорте губернского прокурора прямо указывалось, что Москотильников «обнаруживает силу в делах губернатора»[374].