Казанское губернаторство первой половины XIX века. Бремя власти

Пользуясь случаем, в надежде на пересмотр причин своего увольнения бывший казанский губернатор П. А. Нилов в 1827 г. обратился к А. Х. Бенкендорфу. Его «записка» содержала разбор ревизии Сената по прошествии пяти лет со времени его увольнения. Экс-губернатор рассуждал: «Прежде по одним умственным заключениям, а потом и по самым событиям обнаружилось: 1) Что хотя по Казанской губернии действительно злоупотребления происходили, но по существу их не настояло никакой надобности выводить их из общего порядка, представленного законами на суждение подобных дел. 2) Что из числа доносов, поставленных на вид правительству, способ дальнейшего открытия некото рых из них обнаружил в самих доносителях не только отдаление от цели благонамеренной, но наклонность употреблять средства, находить для своих выгод зло там, где его и не существовало. Наконец: 3) Что вообще, учреждение Временной комиссии в отношении к своей цели раскрылось превратным домогательствам князя Тенишева и его сообщников…»[428] Впервые официально было заявлено о целенаправленном преувеличении «всеобщих злоупотреблений» по Казанской губернии и несоответствии примененных ревизорами репрессивных мер реальному положению дел. Это утверждение затем нашло свое подтверждение в отношении министра юстиции Дмитрия Васильевича Дашкова «относительно пристрастности ведения следствия при ревизии сенаторами в Казанской губернии», поданном Бенкендорфу[429]. В процессе изучения архивных материалов данной сенаторской ревизии я все время задавалась вопросом о причинах столь суровой расправы над личным составом губернского правления, ведь впоследствии многие предъявленные обвинения оказались несостоятельными и были сняты в ходе судебных разбирательств. Удивляет и то, с какой легкостью сенаторы-ревизоры пошли на поводу у местных дворян, покровительствуя им во всех начинаниях даже по окончании ревизии. Их расположенность к казанскому дворянству проявлялась в ходатайствах о восстановлении на службе ранее осужденных «ябедников» Столбовского[430] и Пенкина[431] как «заслуживающих уважение».

Подозрение о предвзятости инспекторов неожиданно получило подтверждение в статье профессора В. Ф. Залесского «Гражданская практика Казанских судебных установлений первой четверти XIX столетия»[432]. В разделе о нечистоплотности казанских судей в качестве примера автор привел разбор судебной тяжбы между наследниками помещика Кушникова. Уместно напомнить, что ревизор С. С. Кушников имел к этому делу непосредственное отношение.

Из архивных документов явствует, что его дед после своей кончины оставил движимое и недвижимое имущество: имения в селе Кушникове и в деревне Шульгиной Чебоксарского уезда, имение в Симбирской губернии и каменный дом в Чебоксарах. Наследство это должно было делиться между тремя его сыновьями — Василием, Павлом и Сергеем. После смерти Сергея доля отходила его сыновьям, одним из которых и был сенатор С. С. Кушников[433]. Согласия в разделе имущества наследники так и не нашли, между ними произошли серьезные разногласия, дошедшие до Сената. Указом от 14 февраля 1796 г. предписывалось казанской палате гражданского суда оспариваемое имение в взять в опеку и произвести раздел судебным порядком, так как двухлетний срок полюбовного раздела истек. Палата неоднократно сообщала об этом уездному суду. Последний указ по этому делу датирован 29 июня 1811 г.

В. Ф. Залесский сделал предположение, что Кушниковы, испугавшись разорения, которым при тогдашних порядках грозило взятие их имений в опеку, «приняли соответствующие меры в отношении секретаря суда, а может быть, и членов, потому что уездный суд стал всячески оттягивать исполнение указа Сената». Прошло еще шесть лет, и в 1817 г. Казанская палата гражданского суда, возглавляемая статским советником Пыхачевым, вновь сделала напоминание, но, не получив ответа, послала подтверждение в 1819 г. Губернское правление, следившие за выполнением сенатских указов, потребовало немедленного его исполнения, но от уездного суда было получено донесение о пропаже дела. В марте 1822 г. палатой была получена из Чебоксарского уездного суда бумага следующего содержания: «…как со времени обращения из палаты в оный суд о имении Кушниковых дела, то есть с 29 числа июня 1811 г., в течение слишком десяти лет, никто из участвующих по тому делу наследников Кушниковых о разделе между ими того имения хождения и иску в оном уездном суде не имел, из чего следует заключить, что оное имение между ими разделено полюбовно, то уездный суд как по сему, так и по неизвестности, где состоит имение Кушниковых, подлежащее в раздел, и где находятся Кушниковы, между коими следовало разделить имение, не имея возможности приступить к выполнению предписание сей палаты, полагает производство по означенному делу остановить»[434]. Если учесть, что все эти события разворачивались на фоне сенаторской ревизии, возглавляемой лицом, непосредственно заинтересованным в нужном исходе семейного дела, то проясняются и многие детали развития самой ревизии.